Но именем твоим… - стр. 23
– Но почему в Гусятин? Почему не в Острог?
Старый шляхтич ухмыльнулся.
– Вы, пане Стасю, я вижу, недооцениваете Его Милость князя Василия…. Хитроумие его было притчей во языцех, он упрятал сына Гальшки так, что никто и никогда его бы не нашёл, ежели б, упаси Господь, Беата решилась бы на страшное…. Да к тому же Гусятин – природная крепость с погляду татарских набегов, с юга его защищает Днестр и Хотинская гряда, недоступная коннице, с восхода его прикрывают притоки Днестра, текущие с полночи на полдень – Матёрка, Калюс, Даниловка, Ушица, Тернава, Смотрич – над которым стоит Каменец-Подольская твердыня… Да плюс Иванковицкие леса. Татарам до Гусятина было никак не добраться! Не погрешу против истины, если скажу, что Гусятин – самое защищённое место на всей Литовской Руси.
Межевой комиссар удовлетворённо кивнул.
– Убедили, пане Славомиру. Юный наследник князя Сангушко рос в тишине и неге, в безопасности и изобилии еды и питья. Но зачем Его Милость князь Острожский затем допустил, чтобы его внучатый племянник, Гедиминович по отцу и Рюрикович по матери, так страшно сгинул в Варшаве? Зачем позволил ему поднять рокош против короля Жигимонта Вазы?
Старый шляхтич тяжело вздохнул.
– Он не допустил. Он велел Северину поднять этот рокош.
Межевой комиссар изумлённо переспросил:
– Велел!?!? Князь Острожский обрёк свою родную кровь, своего внучатого племянника, на такую жуткую смерть – по своей воле? Но почему?
– Да потому что ему его было не жалко….
Как Славомир Веренич-Стаховский сделался доверенным конфидентом Его Милости князя Василия Острожского и почему он был этому не рад…
В горнице повисла напряженная тишина – так, что стало слышно, как уныло моросит ноябрьский дождь за окном.
Подскарбий мстиславский, покачав головой, налил себе и пожилому шляхтичу мёда, подвинул кубок собеседнику – и спросил вполголоса:
– Пан Славомир, может быть, поясните свои слова? А то я уже стал плохо понимать все хитросплетения вашей истории….
Пан Веренич, покачав головой, приложился к кубку, сделал добрый глоток янтарного напитка, крякнул – и ответил:
– Что ж, поясню. Но для этого спервоначалу поведаю вам, пане Стасю, историю о рокоше Косинского, думаю, вы слыхали об этой смуте?
Межевой комиссар кивнул.
– История давняя, но известная. Киевский воевода тогда погасил этот рокош, как я помню?
Пожилой шляхтич лукаво улыбнулся, в его глазах блеснули озорные искорки.
– Погасил, как не погасить…. Только попервоначалу он его разжёг!
Пан Станислав изумлённо развёл руками.
– Пане Славомиру, опять вы меня изумляете! Как разжёг? Разве пан Кшиштоф Косинский не самолично поднял казаков воеводства Киевского на бунт и штурм Белой Церкви? И разве не его казаки творили разорение, глад и мор имениям Острожских?
Пожилой шляхтич кивнул.
– Так и есть, пане Стасю. Но допрежь того было много такого, о чем вы, полагаю, не ведаете. К примеру, знаете ли вы, кто был посаженным отцом на свадьбе Кшиштофа Косинского с княжной Марушей Ружинской? – и, не дождавшись ответа, добавил: – Его Милость князь Василий Острожский.
– И что с того, пане Славомиру? Мало ли кто кого женил, это справа такая…
– Согласен с вами, пане Стасю, сколько в истории примеров, когда не токмо близкие знакомцы – родня устраивала друг другу кровавые поминки…. Но тут дело в другом.