Ниенна. Берендеево проклятие - стр. 52
– Так сразу и вытянут? – недоверчиво фыркнул Громобой. – Сам же баял, мол, тебя сюда насильно отправили, обманом. Уверен, что хочешь видеть тех, кто тебя придёт спасать?
Ингвар только поморщился:
– Сюда меня забросила змеюка подколодная, которой я доверился по глупости. Чернокнижными чарами опутала и на смерть отправила.
А затем заулыбался, думая о чём-то приятном:
– Спасёт же нас невеста моя. Она самолично камень заговаривала, знает, как и где искать. Придёт на помощь, не сомневайся.
– Как невеста? – Громобой аж с места подскочил. – А если она уже пыталась тебя вытащить? Он же у ырки был, тот камень! Кровососу мужика в радость схарчить, а бабу молодую – вдвойне!
Ингвар даже бровью не повёл, только хмыкнул:
– Не видал ты мою невесту, Гром. Она бы этого упыря разделала, как деревенская баба – курёнка.
– Такая сильномогучая чародейка? – подивился Громобой.
А сам подумал: как-то странно всё. Зачем столь суровой бабе, что ырку может на два счета порубить в капусту, молодой и не слишком сильный колдун?
– Сильномогучая, но не физически, – объяснил колдун и рассмеялся: – Увидишь потом. Её в Академии Боевых, Целительских и Особых искусств и за глаза и в глаза лялечкой кличут с первого курса. А я – льдинкой называю.
– А-а-а-а, – протянул Громобой. И вдруг спохватился: – Так это её ты звал в беспамятстве после драки с Серохвостыми? А я уж думал, камень тебе надобен, жизни без него нет…
– Камень-то нужен, но для конкретных целей. Потом можно его хоть выкинуть.
– Эдакую красоту выкинуть?! – ахнул берендей, не удержался.
Сразу стало не по себе. Камушек, может, для чародея столичного и бросовый, но для Громобоя он уже стал символом маленькой путеводной звёздочки, что приносит удачу. В конце концов, проклятье из-за него получил. Зазря, что ли?
– Понравился? Я тебе его отдам, – пообещал кузнец. – Только пусть Ниенна нас сначала вызволит отсюда.
А затем чуть нахмурился:
– И пообещай, что не наделаешь в Ахенбурге глупостей. За тобой глаз да глаз нужен, я уже понял. Есть у меня ощущение, будто ты, извини, третьего дня как с ёлки слез и человеком обернулся, а до этого бурундучком по веткам прыгал. Или медведем, может, по чаще шатался.
Громобой хмыкнул – и не стал обижаться. Почти прав ведь колдун! Во всех смыслах прав.
Разве что с ёлками не угадал: по деревьям Громобой лазить не любил, всё боялся, что ствол надломится в самый ответственный момент и станет он калекой не только телом, не умеющим оборачиваться, но и головой. Потому что черепушка при падении с высоты не выдержит даже у берендея. Эдак и остатки разума недолго потерять!
Ингвар же продолжал перечислять правила вежества, принятые в столице, и так он в эту минуту напоминал царя-дядюшку, что Громобой едва не рассмеялся.
– По мостовым ходить, прижимаясь к обочине, чтобы экипаж, запряженный лошадьми, не сбил ненароком. На людях не голосить и не басить, как ты умеешь, а то здесь птицы в испуге с ближайших кустов разлетаются, а там народ в стороны разбежится. Ещё жандармам попадёшься, скрутят за нарушение порядка. А попробуешь сопротивляться – и вовсе в яму с кольями кинут, понял? Далее, в карты в трактирах не играть, деньги, которые имеются, никому не показывать, хмельное пить в проверенных местах, если надумаешь. Я скажу, где…
– И к срамным девкам в притон не ходить, – с ухмылкой закончил Громобой. – Ты прямо как дядька мой с отцом: тот же тон, тот же взгляд укоризненный, как будто заранее знаешь, что я всё вышеперечисленное сотворю. Поди, ремнём еще выпорешь за ослушание.