Ниенна. Берендеево проклятие - стр. 33
А затем подумал ещё немного и добавил:
– Но раз банник наш – любитель пожрать, да послаще, скажу Катерине, чтобы и его как едока теперь всегда считала, когда тесто на пироги с ягодой ладит. Надобно с ним дружить.
На том и порешили. Ингвар поднялся по скрипучей лестнице наверх в комнату, где оставил вещи, взял из сумок свежую рубаху, исподнее, кусок мыла, колюче пахнущий лавандой и мятой, мочалку из конского волоса и небольшую картонную коробку из лавки Беззубого Ганса, набитую доверху печёными орехами с шоколадом и марципановыми медальками. Испросив у кухонного мальчишки чистое полотенце и кувшин с квасом, кузнец вышел из дома и направился за угол.
Закат догорал в небе, и последние солнечные лучи застревали в облаках, сияя сквозь прорехи сусальным золотом. Ингвар зевнул и снова выдохнул с облегчением: как же здесь хорошо! И славно, что дело с продажей избы решилось без участия подозрительного покупателя. Еще пара часов – и он будет в крепости. Надо бы, пожалуй, прикупить у здешних молодушек лукошко свежей земляники, за которой детвора бегала днём в лесок, угостить Ниенну с Гердой. Они точно захотят остаться на пару дней, распробовав здешнюю ягоду, ведь такой дивной и сладкой в окрестностях Ахенбурга не растёт.
В баньке пахло можжевеловыми ветками и прелыми берёзовыми листьями. Трещали дрова в печке-каменке, пляшущий по поленьям огонь задорно подмигивал из-за плотно прикрытой дверцы. Видать, мальчишки Бажена и Гостяты только-только воды натаскали и нагрели.
Ингвар плотно прикрыл за собой дверь предбанника, положил принесённую одёжу на стол, взял в руки коробку с лакомствами и тихонько позвал:
– Суседушка, приди поздороваться! Приветы я тебе привёз от невесты своей, некромансерки Ниенны. Вкусные, вдвоём выбирали. Сделай милость, не побрезгуй!
Тут же где-то внутри баньки зазвенела упавшая шайка и раздались глухие оханья, наверняка напугавшие бы до колик любого местного жителя. Но ему, жениху адептки Особого факультета, бояться и впрямь было нечего. Банники с домовыми, хоть и считались нечистиками, пользы людям приносили гораздо больше, нежели вреда. А пакости делали только лентяям, брехунам да подлецам, что вдобавок занимались поганой ворожбой, приваживая совсем уж страшенных чудищ с Той Стороны.
– Явилси, не запылилси! – раздался наконец из-под лавки сварливый голосок, и на середину предбанника вылез крохотный, чуть больше кошки, лохматый старичок с длинной бородёнкой и круглыми, почти совиными глазами, чуть мерцающими в полумраке. Голое тело было сплошь облеплено берёзовыми и дубовыми листьями, что нападали с веников.
Банник, кряхтя, забрался на лавку, затем на стол. Сел на покрытую дерюжкой столешницу, сложил под себя ноги и выжидающе уставился на кузнеца.
– Давай, чего стоишь? И кваску плесни, кружки вон там стоять, – когтистый палец ткнул в угол, где на низеньком ящике и впрямь поблёскивали свежевымытыми бочками перевёрнутые на просушку глиняные чашки. – Сказывай, чернокнижницы столичные живы-здоровы? Не пожрали их ишшо упыри-то?
– Не пожрали, – кивнул Ингвар, едва сдерживая смех: до того забавно выглядел банный дед, пытавшийся казаться грозным хозяином, у которого люди состоят на побегушках, и никак иначе. – Живы-здоровы, в следующем году дипломы уже получат.