Ниенна. Берендеево проклятие - стр. 35
– А говоришь, что я белены обожрамшись, – банник поглядел на него, как на дурака. – Еще и обзываешься силой нечистою. На себя бы после дня работы в кузне посмотрел! А заодно и подумал репой, что на плечах заместо головы поселилась, на кой мне жизням сломанным радоваться? Порядок должон быть во всём! Баня – чисто выметена, вода в кадушках – свежая, печка натоплена, двор убран, баба – замужем и с дитями. А супружник ейный пусть работу работает, а не на печи валяется без дела. Ты мастер справный, я слышал, и труда никакого не боишься. А невесту маринуешь третий год. Нехорошо это. Ниенка твоя, конечно, баба дюже вредная, как все ведьмы на свете, но сердце у ней золотое, отзывчивое. Вона как помогла всему краю: и Лихо с подругой изничтожили, и волкодлака… Мне до сих пор совестно, что младшой брат хозяина с валькирией так обошёлся по-свински. Но ты-то нормальный, честный мужик! Так чего замуж её не берёшь?
– Волкодлака я изничтожил, между прочим, – скривился задетый за живое Ингвар. Однако обижаться на банника не было смысла – похоже, дед и впрямь переживал за судьбу столичных адепток. – И насчет свадьбы ты зря, женюсь я обязательно. Хочешь, верь мне, хочешь, нет, а только я о ней, вот такой, всю жизнь мечтал. Думаешь, упущу теперь?
Он глотнул кваса, помолчал с минутку, унимая вспыхнувший гнев, а затем продолжил:
– Ты же сам говоришь, что должен быть дом, чистый двор и прочее. А я только недавно жильём достойным обзавёлся. В столице так просто избу не поставишь на свободном месте, деньги нужны и бумаг целая куча. Ты вообще знаешь, сколько я за новый дом отдал, чтобы было куда жену после свадьбы привести, а потом и детей растить в достатке? Или на головах друг у друга ютиться, зато по-людски, как отцы-благодетели велят? Все деньги, что были, потратил. А сейчас на свадьбу коплю потихоньку, чтобы перед другими адептами в грязь не ударить.
От озвученной суммы у банника полезли на лоб глаза.
– Однако, – крякнул он, почёсывая реденькую бородку. – Да уж, жизнь в этих ваших столицах не каждому по карману, тут и душу заложишь – всё равно не хватит. И про чернокнижников молодых я как-то не подумал, а их там, небось, прорва учится и всем только волю дай на чужой свадьбе погулять да пожрать сытно! А не пригласишь – обидятся, на весь Ахенбург осрамят… Ладно, извиняй, погорячился я чегой-то.
И тут же вновь сердито насупился:
– Всё равно береги девку, она у тебя хорошая. Не допускай насмешек в её сторону. А то пойдут слухи, как про здешнюю нашу бесстыдницу, которую Радмилой кличут. Ох и поганая бабища, скажу я тебе! Супружника родного угробила, чужих мужей за пару серебрушек привечает, не срамясь нисколечко, еще и намедни чернокнижие творила, да такое злое, что трава вокруг избы её повяла в одну ночь!
Хорошо, что Ингвар не успел снова отпить из кружки, иначе непременно подавился бы во второй раз.
– Ты уверен? – с тревогой уточнил он. – Я в ней дара чародейского никогда не чуял, а ведь умею.
– Так помогала, небось, а самой ворожбой мужик занимался. Приезжал тут седмицу назад, лощёный такой, белобрысый. Хозяин Бажен его в баньку мою пустил, так он и на пол плюнул, и в угол, куда вода после мытья стекает, по малой нужде сходил, – банник запыхтел от обиды. – До чего ж мразотный гость попался, три века живу, ни разу таких не видывал! Правила вежества ему не писаны. Ну да ничо, я ему кипятка-то на задницу от души плеснул, как паром баньку заволокло! Ох и визжал он, ну точно роженица в схватках! Разобиделся в итоге, сумки забрал и ушёл с постоялого двора – к Радмилке поганой ночевать. А сам, хозяева баяли, дом какой-то купить намеревался. Уж не твою ли избу бывшую? Ты это, не вздумай продавать, нам таких стервецов в слободе и с прибытком не надо!