Нежеланная. Книга 2. Панна и смерть - стр. 20
Он не слушал ни криков, ни проклятий старосты. А пьяные неловкие попытки остановить Лютовида, когда тот садился на коня, казались жалкими и смехотворными.
Атаман пришпорил Ветра, слыша за спиной, как затихает голос Багумила. Что ему чужие нелепые проклятия, когда он и так давно уже проклят? С самого рождения.
Путь в Каменн проходил в молчании. Мрачное и гнетущее, оно было жуткой пыткой. Особенно для тех, кому эта поездка сулила смерть. Антип что-то бормотал себе под нос, превратившись из бодрого ушлого торговца в сумасшедшего старика. Хотовит и Вигарт с посеревшими осунувшимися лицами держались в стороне, покорно ожидая своей участи. Но не на них и не на Антипа смотрели остальные кмети с опаской и подозрением, будто ожидали чего страшного. Каждый взгляд, который Лютовид ловил на себе, был полон страха и ужаса. Его даже в дозор побоялись ставить – наверное, думали, что испепелит весь отряд ночью. Атаман ухмыльнулся. Не зря они его опасаются. Уничтожать – вот желание, которое сжигало его своим ярким пламенем. Каждого. За то, что однажды повстречались и стали единой дружиной. За то, что служил подле них королю. За то, что оказался здесь с ними и увидал голубые очи старостиной дочери. Век бы ему ее не видать. Век бы спокойно доживать свою глупую никчемную жизнь. Она же его сердце жалкое зажгла, а потушить забыла. Сгорело оно. И вот такого – никому не нужного, ущербного, бросила его прекрасная пеплицкая панна, отправилась в дальнее странствие. Но у него есть цель… Он всегда добивался того, чего хотел. Более же всего он желал Мельцу.
— А что пеплицким с ведьмой делать? Ведь вернется же… - Вопрос Ягина зазвенел в воздухе, будто тетива, что он так ловко натягивал.
Все дружно взглянули на Лютовида и тут же отвели глаза. Он лишь пожал плечами и посмотрел на ясное звездное небо.
— Не вернется. У нее теперь другие заботы.
— Какие же?
— Силы свои восполнить да обидчикам отомстить.
— Так пеплицкие ж ее обидчики!
Лютовид недобро усмехнулся:
— Нет, пеплицкий ее спас. – Он кивнул в сторону смурного торговца.
— Так что же получается… Обидчики – это…
— Это те, Ягин, кто ее поймал. – Лютовид едва не рассмеялся. Злость и горечь в его глазах полыхнули ярким пламенем, осветив вечерние сумерки. – Уже придумали с Гирдиром, как защищаться от нее будем?
Речные и озерные воды мягко плескались в темноте. Казалось, что он снова плывет по морю, на скрипучей длинной ладье. Но нет больше покоя в шепоте волн. Покоя больше нет нигде.
Впереди задрожал огонек. Слабое пламя отчаянно сопротивлялось вечернему ветерку. Маленькое, но мужественное, оно вело путников вперед, указывая верный путь в опасной темноте. Огонек оказался толстой свечой в грязном фонаре, дребезжащем от малейшего дуновения воздуха. Он раскачивался на длинном шесте, воткнутом в землю подле грубо сколоченного моста. Неотесанные бревна были покрыты ветками и сучками, но столь ладно сбиты меж собой, что казались единственным надежным сооружением во всем королевстве.
На Лютовида навалилась такая тоска, что стало трудно дышать. Каждый вздох отзывался в груди болью. Пламя свечи откликнулось на эту мучительную агонию и вспыхнуло синим светом. Стекло фонаря не выдержало напора ворожейного огня и треснуло. Во все стороны брызнули сверкающие осколки. Вои дружно повернули к Лютовиду головы. Гирдир схватился за рукоять топора, а Ягин вцепился в лук. Его рука замерла на полпути к колчану со стрелами. Атаман ухмыльнулся. Как легко они готовы предать его снова. Во мраке послышались чьи-то торопливые неловкие шаги. От темноты отделилась невысокая фигура. По мосточку к кметям спешил крепкий мужичонка в простой одежде. В руках он сжимал топор, какой найдется у каждого дровосека. Его маленькие блестящие глаза быстро оглядели всех воев. Кивнув самому себе, как будто что-то решил, мужик поклонился и звучным голосом поприветствовал дружину: