Невеста вне отбора - стр. 45
— А украшения?!
— Я не люблю их.
— Ох зря, вчера я надела все свое золото и даже немного возбудилась. — Мора Ровейн мечтательно улыбнулась. — Жаль, что рядом никого не оказалось.
— Германика! А как же нравственность? Ты же дуэнья, — не удержала улыбку Катти.
— Нравственность, Цветочек, нужна тебе. Чтобы ты, став старой перечницей вроде меня, могла свободно сожалеть о бесцельно прожитых годах.
— И теперь ты из мести не даешь грешить придворным мэдчен и морам?
— Не говори глупости, Катарина. При дворе женщины делятся ровно на две группы — первые едва ли не святые, вторым бесполезно что-либо запрещать. В путь! И, клянусь своей силой, тебе будет что вспомнить!
Неуверенно улыбнувшись, Катти взяла свою трость и вздохнула:
— Главное, чтобы вспоминала я, а не обо мне. Последнее, чего я желаю, это стать героиней пошлого анекдота.
Уже на улице Катарина поняла, что Германика ко всему готовится основательно — у куста сирени стоял Обжора. И флегматично обкусывал соцветия.
— Иди ко мне, хороший мой, славный! — Катти поспешно вырастила лиану, и конь с огромным удовольствием подошел к хозяйке.
Вдоволь нагладив его, она повернулась к дуэнье:
— А ты как же?
Германика хитро улыбнулась, лихо присвистнула, и из кустов вышла тонконогая красавица-кобылка.
— Какая славная, — восхитилась Катти.
— Редкая порода, — кивнула Германика. — Мне случайно досталась. Родилась моя красавица с дефектом — слепая. Я ее сама выходила.
— И зрение выправила?
— Не совсем, — улыбнулась мора Ровейн. — Но близко. Забирайся, пора.
И как бы Катти ни выспрашивала, куда они едут, — Германика молчала. А как за пределы дворцовой территории выехали, так дуэнья своей подопечной еще и глаза шелковым шарфом завязала.
— Это такое секретное место? — удивилась Катарина.
— Это я двух зайцев убиваю, — отозвалась Германика. — Во-первых, если тебе там понравится, вернуться ты не сможешь. А во-вторых, я завязала не только глаза, но и твой венец.
Дорога заняла не так много времени. Катти даже немного понравилось — любопытство внутри щекотало, как та самая сливовица.
А вот сильные мужские руки, сдернувшие ее с лошади, мэдчен категорически не понравились.
— Тише ты, не бузи! — засмеялась Германика. — Держись за мой локоть.
Катарине пришлось напомнить себе, что порядочные мэдчен не ворчат как старухи эйты. И не ругаются как пьяные конюхи.
— Да не торопитесь вы так, мора Ровейн! — взмолилась она. — Мы с тростью за вами не успеваем.
— Да уж пришли, — фыркнула Германика и сдернула с глаз подопечной шелковый платок.
— Мама… — выдохнула Катти. — Это же…
— Да, — с гордостью подтвердила неозвученное Германика. — Именно.
— А я так не хотела становиться героиней пошлого анекдота, — со смесью веселья и ужаса произнесла Катарина. — Никому и никогда не скажу, где мне довелось побывать.
Под задорный хохот Германики в зал с зеркальными стенами вошла высокая, худая женщина.
— Гера, здравствуй дорогая, — произнесла вошедшая. — А что это за птичка? Хороша, хоть и не здорова.
— Здравствуй, Аника, здравствуй. Вот о том и речь, венец видишь? Это невеста, завтра ей танцевать. А с тростью она сможет только упасть. Я вот, видишь, ей какой костюм нашла?
— И она оттого здоровой стала? — удивилась Аника. — Я понимаю, к чему ты клонишь, Гера. Но до завтра… Это невозможно.