Невеста - стр. 26
Я присаживаюсь на корточки рядом с Северянином, выдыхаю. Дети, наконец, раздеты, разуты, занимаются новыми игрушками.
Мы оба молча смотрим на близнецов. Мне кажется, что это самые красивые дети на свете, а зачем Литвинов пялится, я понятия не имею.
Напряжение продолжает шкалить и в какой-то момент я просто отказываюсь составлять логические цепочки. Сколько можно жить голым разумом? И на секунду, буквально на крошечный отрезок времени, я разрешаю счастью согреть сердце. И улыбаюсь.
В груди жарко. Там так сильно колотится. Я перестаю искать объяснение поступкам Северянина, я просто живу этот момент.
Давид начинает подниматься как будто, и я хватаю за рукав. Тут же понимаю, что он доставал из кармана мобильник, мои действия максимально неуместны.
- Извините. Я хотела с вами поговорить. Можете выделить мне минуту?
Он быстро что-то пишет и убирает телефон в карман.
- О чем?
Простой вопрос заставляет чувствовать себя неадекватной, и я мешкаю.
- Роман Ростиславович и Ярослав Ростиславович... - тянет Давид, заполняя паузу. - Довольно интересное решение в выборе имен, дайте угадаю: вы любите букву «Р»?
Я опускаюсь на колени, чтобы помочь мальчикам дотянуться до машинок.
- Нет, они Владиславовичи. Ростик не их отец. У мальчиков моя фамилия и мое же отчество. Ростислав предлагал свою фамилию и имя, когда мы женились, но я пока отложила этот вопрос. Расписаться — это одно, а вот с усыновлением все же спешить не стоит.
- Тоесть они Филатовы? И Владиславовичи.
Усмехаюсь.
- Да. Их биологический отец в гробу сейчас снова перевернулся. Он презирал моего отца, а теперь его дети носят его имя. Но знаете, когда твоего парня находят в море с пулей в голове и без рук, не очень-то спешишь афишировать факт беременности.
Хищно сверкаю глазами, жадно вглядываясь в профиль Северянина. Давид в ответ даже не моргает, лишь слегка улыбается.
- Какая занимательная история. Не думали написать мемуары?
- Может быть, позже. Забавно: у вас в глазах как будто нет осуждения. Вы знаете, в глазах их отца тоже никогда не было осуждения, что бы я ни делала. - Машинально играю с мальчиками. - Когда человек живет сложную жизнь, он понимает что у других все тоже не просто. Очень непросто. Поэтому, смею предположить, что вы бы тоже могли рассказать парочку душещипательных историй о себе.
Северянин улыбается шире. Вот сейчас, вблизи, я вижу, что аккуратная борода как будто неравномерная в том месте, где у Адама был шрам. Хотя... нет, с другой стороны также.
- Вполне. Под стакан виски только если. Себе. И бутылку тому, кто согласится послушать.
Сердце так колотится, что больно. Северянин говорит:
- Что случилось с отцом мальчиков?
- Он погиб, когда я была беременна. Он их даже не видел, к сожалению.
Мы смотрим на то, как дети разбирают коробку игрушек.
- Мои соболезнования.
- Спасибо. Я долго не могла это принять, все ждала, ждала. Но потом до меня дошло: он бы нас не бросил. Если бы был жив, нашел способ вернуться откуда угодно. Разве что из ада не смог бы. Оттуда нет выхода, так часто говорит один мой друг. Поэтому я смирилась и стала его жалеть.
Северянин усаживается на пол, и я делаю то же самое. Силы как-то резко покидают. Пора бы готовить детям завтрак, но они заняты, и я даю себе минуту. Одну минуту. Я закрываю глаза и пытаюсь представить, что это мы с Адамом в какой-то параллельной реальности. Нас разбудили голодные дети. И мы пришли сюда в поисках еды. И что у нас впереди этот день, и следующий, и еще... И я могу уткнуться ему в шею, вдохнуть его запах. Что я могу расслабиться, зная, что именно он мой муж.