Несостоявшийся рассвет. За гранью. Повести - стр. 56
После нескольких дней «учёбы» я отважился приблизиться к краю оврага. Сверху он показался мне ещё круче. Я остановился и стал наблюдать за спусками ребят. Некоторые из них, заметив мою нерешительность, демонстративно падали на спуске, показывая этим свою бесшабашную храбрость. Закатившись в сугробы оврага, они вылезали оттуда с криками и диким хохотом.
На вершине появился Виталик. Он подъехал ко мне и с вызовом, но по-дружески, спросил:
– Что, Белый, хочешь спуститься?
Он знал, что я недавно стал на лыжи и удивился, когда увидел меня на краю оврага.
– Да вот думаю… Боюсь, что не удержусь на ногах.
– А ты не бойся. Я тоже вначале падал. Ну, что? Поехали?
– Да нет, – немного подумав, ответил я. – Пока посмотрю.
– Ладно. Смотри, как надо это делать, – и оттолкнулся палками от плотного, наезженного снега.
Стоявшие рядом ребят стали следить за его спуском вместе со мной.
На несколько секунд Виталик исчез в начале крутого спуска и показался уже в глубине оврага с согнутыми коленями и прижатыми к туловищу лыжными палками. Огромная скорость, набранная им в начале, выбросила его из оврага на заснеженное поле. Там он немного распрямился, но снова присел перед первым препятствием в виде небольшого снежного холмика и перемахнул его.
Затем Виталик сгруппировался перед очередным самым высоким препятствием. После приземление с этого «трамплина» многие не могли удержать равновесия, потому что здесь была снежная яма, разбитая частыми падениями лыжников. Кроме того, неожиданно близко, располагался третий самый маленький холмик. Некоторые не успевали восстановить перед ним равновесие и, как правило, падали и скатывались назад в снежную яму. Но Виталик как птица перелетел большой «трамплин», удачно приземлился в яме, удержал равновесие и, снова сгруппировавшись, легко перескочил последний холмик.
– Ура-а! – закричали наблюдатели. Тем временем, мой друг уже нёсся к самому краю поля, за которым пролегала дорога и располагались первые частные дома.
В этот день я так и не рискнул спуститься в овраг, хотя уже присмотрелся и понял: с первого раза падение для меня неизбежно, но начинать надо, чтобы окончательно не опозориться перед сверстниками. На другой день, прокатившись несколько раз по отлогому склону, я подошёл к оврагу. Виталика на этот раз не было. Вместо его компании катались какие-то другие мальчишки, и это меня успокоило. «Позор перед чужими, – подумалось мне, – легче, чем перед своими», – и я приготовился к спуску.
Но стоило посмотреть вниз – и страх заставил меня отпрянуть назад. Крутой спуск снова испугал своей неизвестностью. Напрасно убеждал я себя, что после нескольких неудачных попыток смогу преодолеть страх. Животный инстинкт самосохранения был выше моего рассудка. Тоскливо глядя в овраг и опершись на лыжные палки, я решил подождать ухода ребят, заметив, что они почему-то засобирались домой. Однако от моей первой решимости уже не осталось и следа. Проклиная, стыдясь самого себя, я спустился с высоты по пологому склону и направился домой.
На другой день, я опять катался по склону для начинающих и старался не показываться на глаза Витальке и его компании. Здесь, после оврага, я почувствовал себя уже намного увереннее и съезжал уже быстрее и дальше остальных. В один из таких спусков проехал так далеко, что оказался на убранном и заснеженном кукурузном поле с торчащими из-под снега сломанными толстыми стеблями. Когда стал разворачиваться, стоя на одном месте и перебирая лыжами, одна из них неожиданно переломилась. Я нагнулся и осмотрел её. Перелом пришёлся как раз на то место, где отчим прожёг отверстие для крепления. Когда я присмотрелся ещё внимательнее, то обнаружил, что стою поперёк неглубокой канавки для полива кукурузы, запорошенной снегом. На этом мой лыжный сезон и закончился.