Непорочная для Мерзавца - стр. 24

— Прекрати, блядь, корчить из себя куртизанку, - каким-то совершенно задушенным голосом хриплю я. У меня на глотке и правда будто сотня скрюченных пальцев, и каждый жмет на болевые точки, о существовании которых я раньше даже не догадывался.

— Я не куртизанка, Эл, я шлюха, - смеется Кира. – И ты, холеный золотой мальчик, бесишься, что эта шлюха тебе не дала.

Я понимаю, что она собирается поцеловать меня своими бледными губами и крепко, до противного зуда, сжимаю рот. Боюсь дышать, потому что каждая «затяжка» ее запахом – это словно глоток сока запретного плода. Собираюсь оттолкнуть ее, послать на хер, собираюсь угрожать свернуть шею, словно безмозглому цыпленку, но не успеваю ровным счетом ничего, потому что Кира впивается в меня жалящим поцелуем, от которого я каменею.

Она – треклятая Медуза Горгона со вкусом толченой звездной пыли. Все силы уходят на то, чтобы не разжать губ, не поддаться на провокацию. Чтобы просто не сдуреть. А она нарочно открывает рот и лижет мои губы, как какое-то животное, и это так мерзко и желанно, что я позволяю ей и дальше делать со мной это ненормальное дерьмо.

— Ты и правда шлюха. – Кого я убеждаю? Себя, ведь мгновение назад Кира сама в этом созналась.

Я хватаю Киру за плечи, сдавливаю смертельными тисками.

Хочу ее. Не как продажную девку. Просто, как Киру. И это самая дерьмовая правда моей жизни за последнее время.

А потом этот Ядовитый плющ вгрызается в мой рот, и я воплю от боли, потому что Кира прокусывает мне губу. Она сплевывает кровь в бассейн, подбирает с пола полотенце и сваливает в гребаный рассвет, словно Королева, уделавшая дракона шпилькой для волос.

Я просто стою возле бассейна и чувствую себя так, будто это не я ее хотел поиметь, а она меня – хотела и поимела, и для этого ей даже не пришлось стаскивать с меня трусы.

Это что за на хрен сейчас было?

Несколько долгих минут я бултыхаюсь в собственной беспомощности и впервые в жизни чувствую себя отыметым по полной программе. И ее губы на моих губах, бля… Тру рот тыльной стороной ладони, до красноты, до жжения, чтобы вытравить впрыснутой этой гадиной отраву, но ничего не помогает. Я чувствую ее вкус сильнее, чем собственную кровь, которая теперь у меня на ладонях. Щупаю кончиком языка припухлость и морщусь от боли. Эта дрянь явно не сойдет за несколько дней, а значит я буду носить на себе метку Киры. А это значит, что всякий раз, когда я буду пить кофе или коктейль, или тупо бухать в баре, она о себе напомнит.

Я возвращаюсь в номер с сумасшедшей башкой и полным непониманием, как же так получилось. Как вдруг стал жертвой, хот я загонял эту дрянь как настоящий охотник. Я ведь чувствовал, как сильно она меня боится, как растягивается оголенным нервом вся сразу, до пальцев на ногах. Может, она была под кайфом?

Я практически вываливаюсь из горячего душа, смазываю дымку пара на зеркале и «любуюсь» раной на нижней губе. За каким-то хреном скольжу по ней языком и снова оказываюсь на грани долбаной смеси отвращения и желания. По-хорошему, сейчас самое время валить отсюда подальше. Привести мысли в порядок, придумать новый план по превращению жизни Киры в кошмар, но меня выкручивает от одной мысли, что я сяду в самолет, а она в это время будет отсасывать моему дяде, и он, возможно, будет лупить ее по заднице, чтобы старалась усерднее. И в этот момент мерзкий полудохлый ангел шепчет мне на ухо разбитыми губами: «Нет, придурок, это твоя фишка – шлепать самку по заду, и это тебе до каменного стояка хочется врезать по ее тощим булкам, пока она будет держать твой член глубоко в горле, и кончить в тот момент, когда она застонет, принимая боль как награду».