Непокорная. Я тебя завоюю - стр. 17
Глава 10
Ренат
– Значит, Алёна – дочь того урода, что вёл двойную игру за спиной твоего отца? – спросил Соломон Карлович.
Мы сидели в его кабинете. Было уже почти три часа ночи. Гости давно разошлись. И теперь мой дядя больше не играл роль богемного чуть экстравагантного поэта Соломона Карловича Серебряного, а был самим собой: Соломоном Карловичем Серебряковым, за плечами которого имелось многое. Возглавленная в девяностые ОПГ, отсидка, освобождение, а теперь вот – спокойная жизнь почти обычного питерского обывателя. Дядя давно ушёл на покой, но за советом к нему до сих пор шли те, кто имел отношение к этой, темной, стороне жизни.
Он не был мне родным дядей. Скорее, крёстным или ангелом-хранителем. Именно Соломон Карлович когда-то помог моему отцу легализоваться и выйти сухим из той мутной воды, что бурлила по всей стране в лихие времена.
Соломон Карлович сжимал в сухих пальцах толстую кубинскую сигару, которая сильно контрастировала с его тонкими, полупрозрачными руками, на которых просвечивали вены.
– И что ты задумал? Пустить в расход Смелого?
– Это было бы правильным решением, – выпуская из зубов сигару, ответил я.
– Но? – внимательно посмотрел на меня дядя пронизывающим взглядом.
– Не хочу марать своё имя.
– Не обязательно марать. Я могу помочь.
– Нет, я не трону Смелого, но должок он вернёт. С процентами.
За столько лет там накопилось столько, что Игорю Смелому придётся продать весь свой бизнес и обе почки в придачу, а к ним сердце и печень.
– Он не отдаст, ему нечем, – тонкие губы Соломона Карловича дрогнули в подобие улыбки. – Ходит слушок, что дела Смелого идут все хуже и хуже.
– Ну, захочет жить – найдёт способ расплатиться, – усмехнулся я.
– А Алёнушка тебе чем не угодила? Тем, что она дочь Смелого?
В голосе дяди послышалась несвойственная ему мягкость. Я удивленно посмотрел на него, но ответил:
– Девка совершенно не понимает, как вести себя с порядочными людьми.
– Ну, бабы все умом не блещут. Ляпнула с дуру, с кем не бывает.
– Вот и преподам ей урок, чтобы больше не ляпала.
Взгляд темных глаз дяди сверлил меня, будто пытаясь проникнуть в мысли.
– Видимо, Алёна тебе не только яйца прижала, но и вот здесь что-то затронула. – Дядя постучал себя по груди в районе сердце и рассмеялся. – Говори, что задумал, – потребовал он.
– Попрошу Смелого вернуть долг. Дам срок в неделю. Не вернёт – предложу продать мне его дочь.
– Уверен, он согласится, – одобрительно кивнул Соломон Карлович. – И что, за Алёну простишь ему долг и предательство?
– Ну, деньги эти как бы никогда и не существовали, поэтому я ничего не теряю. А предательство… Время рассудит.
– Великодушно по отношению к Смелому и жестоко по отношению к Алёне, – сказал дядя. – И что потом?
Я сам не знал, что потом, но был уверен: для девочки не будет большего унижения, чем осознание того, что отец спас собственную шкуру за её счёт. Хотелось ли мне унизить её? Скорее, нет, чем да. Я жаждал другого: чтобы она понимала, что находится в моей власти и выхода у неё нет.
– Продашь её в какой-нибудь турецкий бордель, когда сам наиграешься? – вывел меня из размышлений голос дяди.
– Нет, конечно. Ты же знаешь, я незаконным бизнесом не занимаюсь. Тем более – не торгую живым товаром, – поморщился я.
– Тогда женись на ней! – предложил Соломон Карлович.