Непокорная. Пташка для Ястреба - стр. 2

Извернувшись, я лягнула его ногой, но удар пришёлся в бедро, а не в пах. Охранник запрокинул голову и, расхохотавшись, снова посмотрел мне в глаза. Прицыкнув языком, покачал головой и, подмигнув, отпустил меня.

Съехав спиной по стене, я поджала под себя ноги и, закусив губу, всхлипнула. Ибрагим присел на корточки и, поймав мой подбородок пальцами, вынудил поднять голову.

– Своими выходками ты меня только раззадорила. Жди сватов, птаха.

– Никогда, – заикаясь, пролепетала я и, стиснув зубы, прорычала: – Никогда этого не будет. Слышишь?

– Это мы ещё посмотрим, – пророкотал Ибрагим и, продолжая удерживать мой подбородок, склонился, чтобы поцеловать.

А в следующую секунду отлетел к противоположной стене, сражённый мощным ударом. Пялясь на неожиданного спасителя, я даже его имя вспомнить смогла не сразу. Мужчина встал между нами и, не глядя на меня, спокойно произнёс:

– Отдай девушке всё, что забрал. А ещё раз тронешь её, я тебя убью.

* * *

Шармута – в переводе с арабского, шлюха, падшая женщина.

Зейн

Она смотрела на меня шокированным взглядом, но выглядела немного потерянной и чем-то расстроенной. Шкатулка с волшебством захлопнулась, а я не понимал причин. Ощущал и почти визуально мог видеть непрошибаемую стену, воздвигнутую Жасмин.

О предстоящем замужестве она говорила с горечью и обречённостью, и вывод напрашивался сам собой: вскоре Жасмин ждал нелюбимый муж и навязанный брак.

Впрочем, как и у меня, но я сбежал, а она… Всего лишь девчонка, зависящая от решения родни, – сотни лет в нашей культуре именно так решались судьбы. По сговору между богатыми семьями, и при первой же возможности, если семья не имела достатка.

Юная Жасмин, скорее всего, была из второй категории, иначе любящий папочка никогда бы не позволил ей работать и непременно нашёл бы самую выгодную партию.

– Шланг там, – вернувшись к прерванному занятию, буркнула Жасмин и, поджав губы, принялась надраивать диван, рискуя протереть в дорогой коже дыру.

Судя по ловким движениям, Жасмин привыкла к такой работе. Не боялась испачкаться и не морщилась от вида пыли и грязи. Закатанные рукава открывали вид на изящные запястья, а тонкие пальчики крепко сжимали губку. И кольца или браслетов я не заметил.

– Что же за жених такой, раз позволяет тебе столько работать? – не сдержавшись, проворчал я, но удостоился лишь насмешливого взгляда.

– Так он и не позволил бы, – фыркнула Жасмин и, поправив прядку волос, выбившуюся из-под платка, пробормотала: – Если бы не жадность отчима…

– Отчима? – переспросил я и, включив воду, начал ополаскивать из шланга ближайший столик.

– Не твоё дело, – огрызнулась она. Выпрямившись, отшвырнула губку в ведро с мыльной пеной и, оглядев террасу, попросила: – Смывай пену, а я насухо протирать буду. Потом помоем пол и…

– Птаха, вот ты где, – выглянув на террасу, перебила какая-то женщина и, смерив меня любопытным взглядом, протараторила: – Как освободишься, сходи на конюшни. Хозяину нового жеребца привезли, а он никого к себе не подпускает. Поворкуй, успокой, ну и… как ты с ними умеешь.

– Скоро освобожусь, – откликнулась Жасмин и, улыбнувшись, мечтательно вздохнула.

– Лошадей любишь? – продолжая орудовать шлангом, поинтересовался я и, хмыкнув, добавил: – А почему она назвала тебя птахой?