Немного о чудовищах - стр. 4
Процарапано в камне:
«Здесь живут феи» —
И как будто бы что-то такое в пыли блестит.
…И на солнечном юге, где лавровые аллеи,
Где под сенью магнолий – смирение и покой,
…И на севере, где не всегда по утрам светлеет,
Где в отвесные скалы вгрызается злой прибой,
Я читала по гальке:
«Здесь
живут
феи».
…только феи нигде не видела ни одной.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
(Заклятие)
Уже поздно бить в набат,
Надевать доспех —
От любви оберега нет, она с лёта бьёт,
И на две души у любви одно остриё.
И тебя рассекло оно только час назад,
Он два дня как мёртв,
Но ему всё смех —
«Ты не спрячешься, блажь моя, от меня никак,
Я тебе не враг».
Майским ветром тебе укрываться – рыбацкой сетью,
И расчёсывать волосы частым гребнем совиных криков.
На закате ты станешь колосом в ржавом свете —
Пшеницей дикой,
Он придёт, чтобы поле сжать —
И сожмёт в кулак.
А зерно упадёт в ручей, прорастёт на дне.
Обернёт он колосом, как бедой, рукоять ножа,
Он уйдёт на войну, чтоб хоть на день тебя забыть,
Посмотри – он погиб, и в зрачках у него пожар,
А в груди – свинец.
Его череп укатит река в ледяную зыбь,
Где снега – как слюда.
Да в глухую седую топь,
И речная трава прорастёт через белый лоб —
Это ты обвилась вокруг, ты сплела венец,
Колыбельные на ночном языке поёшь.
Опускается на болота колючий снег,
От совиных криков чернеет заклятый нож —
И не спрятаться друг от друга вам никуда.
Поздно бить в набат,
Ни к чему надевать доспех…
Круг из соли тонок, как будто нить… Милая колдунья, не будь сурова —
Путника одинокого не гони и позволь промолвить хотя бы слово.
Знай: мой дом от чужаков сокрыт. У холмов, где ветви к земле приникли,
Тайную дорогу нам озарит россыпь огневеющей земляники.
И пусть ягод слаще на свете нет, ты смотреть – смотри, но не смей касаться:
Ведь осока, острая, как стилет, рассечёт протянутые к ним пальцы.
Берег мягок, словно гагачий пух, ночь туманом стелет и укрывает;
Та постель нежней материнских рук – но, увы, холодная и сырая.
Если там цветы – то дурманный яд. Если огоньки – значит, над болотом.
Бродит ночью женщина, говорят, и она оплакивает кого-то,
И её глаза – как седой хрусталь, в глубине зрачков перелив багровый,
И слегка слабеет её печаль от глотка густой человечьей крови.
Если неподвижна поверхность вод и луна плывёт над низиной сонной —
Тихой песней в омут к себе зовёт бледное дитя в золотой короне.
В топком иле светятся черепа, словно жемчуга на груди невесты —
Сколько ни явилось гостей бы нам, каждому по чину найдётся место.
Правит той страной мой король-отец, только власть его всем давно постыла:
Он жестокий изверг, хитрец и лжец – так давай уложим его в могилу?
Милая колдунья, пойдём вдвоём! Будешь мне женой или добрым другом —
Я приму, что сердце решит твоё.
Я люблю тебя.
Выходи из круга.
Мойре снится порой под утро:
У неё есть сестра-двойник.
Только сон этот почему-то
Всё сильней проникает в жизнь.
Варит кофе она, зевая,
Чутко дремлет, глаза прикрыв…
И как будто судьба иная
Проступает сквозь негатив.
Это небо синее сапфира,
На песок наступать горячо,
И молочная сладость инжира
В белом полдне течёт и течёт.
У судьбы еле слышный голос,
Нитка тянется, чуть видна…
Мойра ждёт свой последний поезд —
На перроне стоит одна,
Ощущая себя старухой
С ледяной пустотой в груди…
В то же время бесплотным духом
Через южную ночь летит.
Месяц жёрновом канул в море,