Нелюбушка - стр. 28
Парень оттащил меня за курятник и под ехидное кудахтание, морщась, озирался, выискивая место поудобнее. На рассохшейся бочке развалился рыжий котище, при виде нас он блеснул желтыми глазами, но никуда не ушел. Кот был дикий – огромный, грязный и мускулистый. Я сжимала прутик и ждала, когда парень окажется близко и повернется, и расстояние между нами станет идеальным для того, чтобы хлестнуть по глазам.
– Ах ты песий потрох! Ты смотри, опять за юбками волочится! Да что ж ты за блудник такой!
Парень замер, пойманный на горячем, я постаралась покраснеть. Крепкий старик загородил проход и уходить не собирался, в руке его была увесистая дубинка… это скверно.
– Вот я барыне скажу! – продолжал бушевать старик. – Коров пас – волки подрали, пока ты девку драл. На двор послали – девку обрюхатил. Караулить отправили – так попередь полночи девку нашел. Степка, ты свой уд попридержи, а то я тебя сам так высеку, забудешь, зачем он нужен!
– Дед Семен, так она воровка! – возмущенно взвыл Степка, размахивая руками. Дед, видимо, имел авторитет, не обязательно в виде дубинки. – Она у барыни яйца покрала! Вон корзинка стоит!
– Не слушай его, дедушка! – я не кричала, скорее хрипела, но Степка заткнулся от неожиданности, услышав мой голос. – Не слушай! Он сам мне за это дело пятнадцать яиц посулил. Сам в курятник сходил и набрал. И корзинку отдать обещал, а то нести как.
Сначала ты работаешь на репутацию, после – она на тебя, и Степка эту простую истину если вдруг и усвоил, то методом от противного. Дед Семен хмыкнул и погрозил Степке кулаком, а на меня посмотрел с превеликим сомнением, но, к моей огромной досаде, не взял на себя ответственность за решение конфликта здесь и сейчас, старый хрыч.
– А ну пошли, оба, – скомандовал он, потрясая для острастки дубинкой.– Эх, девка, девка, что же ты так продешевила? Пятнадцать яиц, тьфу! А ты, охальник, с тобой я еще после поговорю… Куда? Оба пошли со мной!
Степке бежать было некуда, мне тоже, потому что он в два счета меня бы нагнал, но корзинку я прихватила. Дед Семен тотчас сделал попытку ее отобрать.
– А что тискал да уговаривал, за это платить не надо? – огрызнулась я, актерствуя изо всех сил и понимая, что за яйца я буду биться до конца. – Дедушка, ну что тебе хотя бы пяток яиц? У меня дочка голодная… – Я шмыгнула носом и была озабочена больше тем, чтобы расположить к себе деда, чем предстоящим разговором с матушкой, но едва я открыла рот, чтобы развить свою легенду и выдавить из деда Семена, а если получится, то и из Степки, слезу, обозлилась на себя так, что прикусила раненную губу и даже не застонала.
Настя говорила, что у моей матери осталось всего три курицы. За недосмотр за ними мать приказала до смерти засечь какого-то беднягу. Получается, что я все же пришла не в свое имение, а черт знает куда…
К лукищевскому барину, который розгам предпочитает травлю медведями. Но Степка сказал «у барыни яйца украла», и выходит, есть шанс отделаться легким испугом, если барин загулявши и спят. Вся деревня спит, но вот барский дом местами подсвечен, как паршиво, значит, чему быть, того мне не миновать.
– Дедушка, – выдохнула я, обмирая от страха и готовая уже на самые крайние меры. – Дедушка, не сдавай меня барину!
Дед Семен покосился на меня, обменялся многозначительным взглядом со Степкой, и я прозрела: появился старикан невероятно не вовремя. Степка, возможно, был бы умеренно деликатен, а я нарвалась на ту же самую кару, только с барином, и вряд ли отсюда уйду живой.