Неладная сила - стр. 18

– Вечер… тебе, Устинья, – буркнул Демка. – Напугала…

Устинья, как ни была встревожена, а усмехнулась, выходя из кута.

– Я – да тебя напугала? Тебя, Демка?

– Тут испугаешься!

– Он теперь от всякой девки шарахаться будет! – хихикнул Хоропун. – После того как его покойница белой ручкой приласкала.

– Пасть заткни, недомыка! – огрызнулся Демка. – Не буду я… от всякой девки… Это ты меня подбил, дурак! Чучело гороховое!

– Мы хотели уток пострелять, в глине запечь, – ответил Устинье Хоропун. – Да вон что вышло!

– А теперь и брюхо подводит, и кусок в горло не полезет! – буркнул Демка.

– Святой водой бы! – вздохнула Устинья. – Да где ее теперь взять, кроме монастыря, а туда…

– К утра доберешься, – окончил Куприян.

– Я по такой темени никуда не пойду! – отрезал Демка. – Из дома выгоните – под крыльцом у вас буду спать.

– Черныш тебе нос откусит, – усмехнулась Устинья.

– Я сам ему откушу.

Устинья вздохнула: щетинистый, кудлатый, с тревожными и злыми глазами, в потертом кожухе и обтрепанной рубахе, Демка и правда напоминал неухоженного пса. Она знала его много лет, но, кажется, ни разу еще не видела напуганным. То и дело он безотчетно трогал пятно на щеке, но тут же отдергивал руку.

– А это было-то где… ну, где вы нашли… это… – начала Устинья. – Это там, где… идол каменный?

Демка взглянул на Хоропуна, подумал, потом опять переменился в лице.

– Ёжкина касть! А ведь правда. Там, на опушке, идолище и стоит. Мы его было приметили, а потом эту… домовину увидели, про каменный тот хрен и забыли…

– Думаешь, это ворог наш ту покойницу… – начал Куприян, сам еще не понимая, какая может быть связь.

Но какая-то уж точно есть! Сперва каменный бог, не желающий оставаться ни в земле, ни под водой. Потом покойница, которой тоже положено быть в земле, а она оказалась в воде и оттуда ее несло на берег – прямиком к тому богу!

Устинья опустила голову и отвернулась – чтобы не видно было, как она покраснела, догадавшись позже всех, что каменный бог похож вовсе не на гриб…

Куприян ворчал, что выставит незваных гостей спать под крыльцо, но Устинья за них заступилась. Легко быть приветливым с приятными людьми, но в такой доброте и заслуги нет. Заповедь божия предназначена для тех, кто сам любви не внушает. Она даже собрала двоим страдальцам кое-чего поесть. Шептать Куприян отказался, велел молиться, указывая на пару резных икон в красном углу. Предложение это Демку с Хоропуном озадачило. Власьева церковь в Сумежье стояла запертая с прошлого лета, с того дня, как отец Касьян исчез; нашли потом только его лошадь и всю одежду близ Ящерова погоста, а тела, живого или мертвого, так и не сыскали. С тех пор оба шалопута, похоже, и не молились ни разу. Подходящих молитв они не знали, и Устинья стала их учить.

– Михаил-Архангел, Гавриил-Архангел, Никола Милостив! Снидите с небес, и снесите ключи, и замкните колдуну и колдунье, ведуну и ведунье, упырю и упырице пасть крепко-накрепко, твердо-натвердо! – напевно читала по памяти Устинья. – И сойдет Никола Милостив, и снесет железа, огородит железным тыном со всех четырех сторон от земли до небес, и запирает на двенадцать замков, и отдает те ключи святому старцу Панфирию, и относит святой старец Панфирий те ключи на окиян-море, и кладет те ключи под бел-горюч-камень. По морю синему никому не хаживать, тех ключей никому не нахаживать…