Некромантка - стр. 7
– Ив, – снова его окликнули. И как только Алхимик умудрялся сочетать в тоне и начальственность, и отеческую печаль? Наверное, в этом и был секрет, что все его безоговорочно слушались.
– Да? – вяло отозвался Ив, прекрасно зная, что дальше.
– Ты побереги Ложу. Нельзя нам, чтобы народ от колдунов шарахался… Опять.
Поверх его плеча Ив уныло уставился на соседний столик. Двое чародеев за ним играли в шахматы, а золотистый круглобокий самовар рядом пускал веселый дымок. Алхимик тоже играл, в свои шахматы. И в который раз собрался напомнить Иву, что фигуре, даже если она выше, чем просто пешка, нужно хоть иногда слушаться игрока.
– Я и Лебедушка, – он взглянул на часы, видимо, его дорогое время истекало, – долго торговались с государем-императором, чтобы собрать всех тут… по возможности… и устроить трудиться на благо обществу. Чтобы, – поняв, что Ив заметил его движение, Алхимик все же опустил глаза, – не шатались колдуны без дела.
…И чтобы исконное людское желание сажать их на кол, варить в масле или хотя бы обваливать в перьях и дегте куда-нибудь делось, ведь так? Мир меняется, а наша держава и вовсе особенная, не чета темной Европе, так давайте все обустроим иначе, да будет «колдун» в Российской Империи уважаемой профессией, почти такой же, как учитель, врач, солдат, поп. Ну или хотя бы цирюльник. Ив усмехнулся: звучит красиво. Только вот ветер в клетку не запереть. Чародейство – штука дикая и опасная. Да, порой сами люди, обнаружив его в себе, не знают, что делать, каются, боятся… вспомнить одного только студента Карамазова, открывшего в себе дар вызывать жутковатых рогатых тварей, похожих на чертей! Да, «чертями» он заполонил весь свой городок – и да, в конце концов сошел с ума и зарезал себя, а тварей пришлось отлавливать и дрессировать его брату-священнику. И много было такого, но ведь твари в итоге оказались ласковыми и послушными, некоторые даже в итоге стали питомцами и защитниками нежных барышень в отдельных дворянских и купеческих домах. А парня жаль, потому что никто, кроме брата, по-человечески с ним о даре не поговорил. Зато всем городом стыдили: «Нечестивец!» и всячески подчеркивали:
«Беды эти все – оттого, что не молился!»
«Ты и жилеты больно яркие носил, нормальный такое не наденет! А что читаешь? Гофман? Гнилая голова, и твоя такая же!»
«Держись от нас подальше со своими выходками и фантазиями».
И такое – сотням других. Слишком громким или слишком тихим. Упрямым, вольным. Видящим, чего другие не видят, гуляющим по облакам, выращивающим землянику и мать-и-мачеху прямо из-под ледяной корки затянувшегося февраля.
– Боятся вас пока. Можно понять, разве нет? – Время вышло. Алхимик поднялся, но уходить пока не спешил. Весомо упер ладони в стол, чуть наклонился. Иву не слишком-то нравилось смотреть снизу вверх, но он смотрел. – Я плачу́ и даю тебе работу мечты.
«Много ты знаешь о моих мечтах, дружище». – Но этого Ив бы не сказал – и не потому, что боялся увольнения. Просто понимал: то, что дал ему Алхимик, действительно близко́. Ну, к тому, что могло бы быть его счастьем. Насколько возможно, когда ты фигурка на чужой доске. Алхимик обрел такое счастье сам и действительно искренне не жалел для других. Крутить носом и бить копытом, мол, «Я непонятый свободный творец, а вы все тут жалкие ковровые собачки!», было бы и неблагодарно, и мальчишески, и глупо. Алхимик… старался. Правда. Спрашивал о желаниях, искал варианты, находил, еще, еще, еще. Вот это-то и делало все… нет, не хуже. Сложнее. И услышав снова тихое, усталое: «Давай без сюрпризов впредь? Ладно?», Ив лишь мирно кивнул и улыбнулся: