Неизвестный Пушкин. Записки 1825-1845 гг. - стр. 38
– Она не исполнялась уже после Лейпцига и Дрездена, – заметил Пушкин.
Великий Князь улыбнулся и сказал:
– Как многие ему изменили в несчастье! Я очень уважаю Раппа, Рустана и Маршана за то, что они поехали за ним на Св. Елену. Наполеон вызывал увлечение, восторг, но любовь никогда. У него не было благородного величия в победах; это омрачило его славу и даже дало ему замашки выскочки. Он никогда не мог забыть, что он поручик Бонапарт, ставший императором. Один принц Евгений остался ему верен; это был благородный человек, рыцарь.
Пушкин был в восторге от этого разговора и советовал мне записать его. Он говорил, что я даже запоминаю слова, а не только вещи и события. У него самого удивительная память, особенно на стихи; прозу он, по его словам, запоминает хуже. Как только есть размер, рифма, – слова укладываются в его голове. Он говорил мне: «Они устанавливаются в ряды, как солдаты на параде».
Какой он оригинальный! Я уверена, что он и думает, и сны видит в стихах.
Великий Князь говорил со мной о Гоголе; он прозвал его «Малоросс, прирученный Доньей Соль».
Он находит в нем много юмора, оригинальности, веселости, а также поэзии.
Вчера вечером у меня были гости. Говорили о школах, о Песталоцци, о Фенелоне, о Великом Дофине, о Сен-Сире, о Бецком[115], о m-me де Ментенон. Жуковский восхищается Фенелоном. Великий Князь сказал: «В m-me де Ментенон было больше педантизма, чем набожности. Но что за властная женщина!» Он рассказывал о приезде Петра Великого в Сен-Сир; m-me де Ментенон была в постели, Петр отдернул занавеску, посмотрел на нее, ничего не сказал, поклонился и уехал. Визит к маленькому королю очень любопытен. Петр поцеловал его и посадил к себе на колени. Он играл с ним и не разговаривал с регентом, чтобы показать, что он приехал к королю. Для Петра было приготовлено кресло, ниже кресла короля. Петр разрешил этот вопрос тем, что посадил короля к себе на колени. Великий Князь заметил: «Он был очень тонок, несмотря на простоту внешних приемов». Затем он рассказал, что генерал Je[116], возвратясь из Парижа (после 1815 года), так рассказывал о своих впечатлениях: я был в Fontain-bleue, видел портреты m-me La-Volière, m-me de-Maintenant, mademoiselle Valentino и m-me Ventradour.
Кн. Александр Николаевич Голицын рассказал Великому Князю подробности посещения Государем Овэна[117]. Покойный Император послал его в Ланарк; философ произвел громадное впечатление на Николая Павловича, и сам Овэн был поражен им. Он сказал о Государе: «Он создан, чтобы повелевать». Это было в 1814 году, и никто еще не подозревал, что он будет царствовать когда-нибудь. Константин Павлович тогда еще не отказывался от престола и еще не был женат на кн. Lowicz.
Только по возвращении из Англии Сперанский и кн. Голицын заговорили о Ланкастерском обучении. До тех пор у нас была принята главным образом система Песталоцци. В России были школы двух систем: английской и немецкой. Их ввели и в военных поселениях Аракчеева. Великий Князь Михаил не любил Аракчеева. Государь тоже отдалил его от себя. После убийства Настасьи Минкиной Аракчеев точно с ума сошел: он превратился в хищного зверя.
Говорили также о бунте в военных поселениях. Солдаты неистовствовали, потому что были наконец выведены из терпения и обезумели.