Недиалог - стр. 15
Она быстро вставляет наушники в уши, провод – в ноутбук, открывает фильм, который начала смотреть утром и не досмотрела. Ей говорили, это как «Москва слезам не верит», только у американцев. На экране Барбара Стрейзанд длинной рукой с длинными пальцами и длинными красными ногтями поправляет белую прядь Роберту Редфорду. Редфорд красивый. Сидя спит. На нем белый китель. Вокруг бар, все пьют.
Фильм на английском, но с русскими субтитрами, и Она их никак не может убрать.
Он косится в экран. Сглатывает. Снова смотрит прямо.
Барбара приводит Редфорда к себе и укладывает в постель. Ложится ему на плечо и смотрит на него по-бабьи нежно. Редфорд занимается с ней сексом, толком не проснувшись. Белый китель на полу. Барбара бормочет, бегут субтитры: «Это я, ты даже не понял, что это я».
Она, чувствуя, как нелепо выглядит со стороны, хмурится и продолжает смотреть.
Она (думает). Ну и что? Вот что? Да, бабское кино. Да кто он мне, чтобы стесняться. Да он вроде и не смотрит. Как застыл.
Он молча кладет ей на клавиатуру леденец. Второй ест сам.
Он косится на экран.
Она. Нет, спасибо, я сладкое не оч.
Он леденец не забирает.
Фильм идет дальше.
Автобус едет прямо.
Черная южная ночь.
Он разворачивает второй леденец, кладет себе в рот, и на клавиатуре у нее появляется еще один в обертке.
В кадре Барбара беременна, они с Редфордом плывут куда-то на яхте. Потом их следы на песке уже заливает прибоем, они хохочут на кухне, они перемешивают какие-то салаты, они говорят по-французски. Их ждет жизнь.
Она (думает). Как? Вот как она этого добилась? От меня все уходят, какая уж там беременность. Кажется иногда, не успеешь накормить его толком, а он уже дверью хлопает. Или тихо так выходит утром. Просыпаешься и думаешь, он точно был здесь вчера? Хорошо хоть подушка чуть-чуть пахнет его одеколоном. Таким древесным, крепким. Наверное, он крался на цыпочках. А это женское дело. Мужчине лучше грохотать, топать. Быть неуклюжим и что-то разбить в квартире. Какую-нибудь розовую балеринку или вазочку. Вдребезги. Навсегда. На хрен. Только не красться.
Может, сделать дверь, которая хлопает, как ее ни держи?
И пальцы прищемляет…
Кот этот тоже, я ему в миске выставила еду, специально за ней моталась в Судак. А он – сбежал. Поэтому когда он, когда его… Я даже рада была. Нет, не рада. Что это я? Такое месиво, конечно не рада. Нет, нет, нет. Не рада, ни в коем случае не рада. Вроде как отомщена.
Господи, откуда слова такие вылезают: «отомщена»? Из фильмов, что ли? Надо больше с живыми людьми общаться.
Она отворачивается от экрана ноутбука, точно фильм виноват в ее бедах.
Она смотрит в окно и не видит, что Барбара с Редфордом ушли дальше, они уже далеки от яхт и объятий. Они уже далеки друг от друга.
Она (заметив субтитры, повторяет их, шевеля губами).
«– Люди дороже принципов.
– Люди и есть их принципы!»
Она стряхивает леденцы с клавиатуры себе на колени, закрывает ноутбук, минуту думает, запихивает его в сумку у ног. Достает оттуда бутылку вина и складной штопор. Красный, миниатюрный, придуманный для одиноких женщин и их сумочек. Мужчины в одиночку вино не пьют. В России – точно нет.
Она. Хотите вина?
Он. Нет.
Она (протягивает ему бутылку и штопор). Я тут, когда выходили, купила. Станица какая-то была.
Он. Казачья. Открыть?