(не)жена для бандита - стр. 29
Хан только окинул меня мрачным взглядом, даже чуть брезгливо сжал губы.
— Нам нужно, чтобы он пришел в себя как можно скорее, поняла? — Мрачно цедит этот страшный человек, снова делая шаг вперед. От резкого движения ведро, немного накренившись, пускает тонкую струйку прозрачно-голубой воды на пол. Ежусь от плохого предчувствия и от этой схватки взглядов. Понятно, кто должен выйти победителем: явно не я.
— Ты не сделаешь этого, — неверяще качаю головой. С ума сойти: он только что ассистировал мне, помогая спасти человеку жизнь, и спустя короткое время готов рискнуть, подвергнуть его испытанию, только бы добиться какой-то информации? Да что с ними такое вообще?
Он же в ответ хмыкает: показывает, что его ничуть не беспокоит мой псевдо-воинственный вид, моя подбоченившаяся позу, мой дерзкий взгляд, которым я хочу прожечь дыру в его руке, держащей ведро с водой.
— Посторонись, — хрипло говорит он и берет ведро за дно, поднимая его обеими руками. От ужаса выпучиваю глаза, дергаюсь вперед — прямо наперерез этому мужлану, в отчаянном порыве пытаясь закрыть собой Олега.
И прямо в этот момент он замахивается, сдвигая ведро чуть назад, и тут же резко вышвыривает его содержимое вперед.
От ужаса визжу — ледяная, невозможно холодная вода болезненно толкается в грудь, окатывает тысячами ледяных иголок кожу, пробирается под ткань больничного халата, футболки, брюк, белья. По инерции чуть не лечу назад, упираюсь ногами в пол, чуть сдвинув левую ногу назад, чтобы сдержать равновесие.
— Да ты с ума сошел! — ричу я на него, убирая мокрую прядь, прилипшую к щеке, за ухо. — Ты рехнулся!
Адреналин, вспыхнувший было во всем теле, резко сходит, уступая место страху и болезненному чувству холода. Зубы начинают дрожать, отстукивая дробь.
Хан секунду-другую молча смотрит на меня, оторопело, заторможено, а потом опускает глаза ниже, к груди, и взгляд его загорается чем-то нехорошим, прилипчивым, чужим.
Охватываю себя руками, даже не в жалкой попытке согреться, — больше хочется отстраниться от его внимания, такого проникновенного, такого въедливого, такого неприкрыто-порочного.
Хан облизывает губы и делает тяжелый шаг вперед, ко мне. Отшатываюсь, и меня накрывает паническая волна ужаса: что-то будет?
— А разве хирургам можно ходить на каблуках? — снижает он голос и буквально пялится на мое тело, проступающее сквозь мокрую одежду.
Я не отвечаю, только сильнее обнимаю себя руками, которые начинают мелко дрожать, как у запойного алкоголика. Оглядываюсь на всякий случай, выискивая, за что могу схватиться, чем смогу воспользоваться в качестве оружия, если этот страшный, плохой человек вдруг решит напасть на меня с самыми понятными, мужскими намерениями.
Черт, даже не представляю, что придется делать, как нужно будет драться, чтобы победить эту гору мяса — он реально огромен, и в его силе я убедилась во время нашей совместной операции.
Рука дергается, будто хочет ухватить ножи, которые так и лежат на железной стойке для инструментов, испачканные в чужой крови. Ну ничего: нужно будет, к ней добавится кровь Хана, этого чертового сына, который вдруг решил, что может воспользоваться женской беззащитностью.
— Никогда не видел врача на каблуках. Ты сама нарываешься, доктор, понимаешь, да?! — шепчет он и облизывает губы.