Размер шрифта
-
+

Не смей делать мне больно - стр. 25

Мужчина не ответил. Поставил посуду на стул, окатил меня безэмоциональным взглядом и вышел, хлопнув металлическим полотном. Еда оказалась не менее противной, чем это место. Разварившиеся, слипшиеся макароны, какая-то серая жижа на них и вода, воняющая хлоркой.

Борясь с тошнотой, впихнула в себя несколько ложек, глубоко и часто дыша, чтобы не вывернуло обратно. Как такое можно жрать? Даже свиньи воротили бы рыло. Давясь, запила съеденное и легла, подтянув к животу колени.

Не стала поворачиваться, когда открылась дверь, шаркнули по мелким камушкам подошвы, заскрипели по полу деревянные ножки стула. Замерла от небрежного касания к телу и от тяжести одеяла, брошенного на меня. Дождалась пока защёлкнется замок и только тогда укрылась, утыкаясь в него лицом.

Время тянулось с нудной медлительностью. Отсутствие окна полностью сместило осязание суток. День, ночь, среда, вторник? Не могла даже примерно сказать, сколько тянулось моё заточение. С постоянной периодичностью заходил тюремщик, принося отвратительную пищу и вынося ведро, иногда узницу навещали Артур с любовницей, заставляя под дулом звонить с короткой речью маме.

Я всё ждала, что родители заподозрят неладное, начнут искать дочь, распнут Дубина за предательство, но каждый раз, набирая номер матери, мои надежды рушились, как карточный домик. Разговоры ни о чём. Как дела? Чем занимаешься? Как папа?

Между едой и тревожным сном много думала, переосмысливала прошлое и позволяла себе чуточку мечтать о будущем. Почему-то была уверена, что выйду отсюда и начну жить с чистого листа. Не будет больше мужчин, делающих больно, не будет влияния отца с его кровавым бизнесом. Только малыш, которого я буду растить одна, желательно подальше от Сарбаевых.

И неважно, что он от человека, смешавшего меня с грязью. Не всегда дети копирую отцов, а мой тем более не будет похож на Артура. И таким наивным и легковерным, как я, ему тоже не быть. Недоверие к людям буду взращивать с грудным молоком.

Такие мысли придавали сил, не давали сломаться и потерять связь с реальностью. Если брать за расчёт трёхразовое питание, то по количеству приноса еды пошёл уже девятый день. С мужиком, стерегущим меня, я больше не общалась. Принёс, унёс, задвинул засов, и снова тишина. Можно сказать, что я привыкла к нему и на очередное появление реагировала ровно, как и на приходы Дубина.

В конце девятого или в начале десятого дня что-то пошло совсем не по привычному сценарию. Вместо положенной миски с бурдой в дверь вошёл Артур, стреляя какими-то ненормальными глазами. В них клубилась чернота, не оставляющая сомнений, что муж перешёл черту. Какую? В данный момент было не важно, главное, от него разило дымом и металлическим запахом крови.

– Ну, вот и настал твой час, любимая, – резанул сталью Дубин, и от его тона холодом окатило спину. – Это сладкое слово «свобода».

Знаете, наверное, я на самом деле полная дура. Не смотря на хищный взгляд Арта, посыл к свободе так хорошо лёг в моё видение будущего, что я, не раздумывая, поднялась с лежака и направилась к выходу. С каждой ступенью наверх воздух становился свежее и разреженнее, а стоило ступить на землю, как меня окатило промозглым, осенним дождём.

Если бы знала, что приготовил мне муж, валялась бы в ногах, или набросилась бы и расцарапала ему рожу, но я уверенно села на заднее сидение открытой машины и в ожидание уставилась в окно. Меня совсем не смутила остановка кортежа на территории мусорного полигона, не ввела в заблуждение подпрыгивающая в каком-то невменяемом танце Влада, не вызвал подозрение Рамин, вышедший из строительного вагончика.

Страница 25