Не разбивай моё сердце - стр. 41
Когда кто-то поднимает меня и сильно трясет, распахиваю глаза. Комната. Ян Борзов. Его глаза с металлическим отблеском. Он навис сверху. Я вся в поту.
— Тебе приснился кошмар, — говорит.
Волосы прилипли ко лбу, и я онемевшей рукой пробую убрать их. Трясет. Я все еще на грани сна и реальности. Где хуже и опаснее — не разобрать.
Взглядом очерчиваю крепкое тело Борзова. Носом вдыхаю запах. Сухая кожа губ требует, чтобы я облизнулась, и Ян, не отрываясь, смотрит на это.
Когда рука Борзова ложится на мою шею, я превращаюсь в камень. Сердце продолжает играть громкий марш по моим ребрам.
Татуированные руки, путешествующие по моему телу, настоящие плети. Они-то мне и снились. Я задрожала, стоило мыслями уйти в ту сторону, куда нельзя.
Губы Яна касаются моей груди, и я издаю что-то вроде стона. Борзов ни о чем меня больше не спрашивает. Просто пользуется тем, что я начинаю дружить с темнотой. Превращаюсь в пластилин в его руках. В жестких, сухих, больших ладонях.
Когда Ян проводит рукой у меня между ног, невольно изгибаюсь всем телом.
Мы, озверевшие, целуемся. Языки и зубы сталкиваются и бьются. Каждый уголок рта исследован.
Борзов срывает с меня трусы и неглубоко погружает пальцы внутрь меня. Руками упираюсь в его грудную клетку. Оттолкнуть — самое бесполезное сейчас действие.
Я задыхаюсь, продолжаю расфокусировано смотреть на Яна из-под опущенных ресниц. Его длинная челка спала на лоб, а сам Борзов весь вниманием у меня между ног. Стыдно.
Одеяло сброшено, на мне одна лишь футболка, задранная до самого горла, а Борзов — в одних тонких боксерах, которые вот-вот лопнут от натяжения.
Он делает жадный вздох, и его выражение лица меняется. Это наслаждение запахом моего возбуждения. Дрожу и чаще облизываю губы.
Ян вынимает и снова погружает в меня пальцы. Касается клитора и дразнит его. Множество искр стреляют во всем моем теле. Чиркают, режут, терзают.
Выгибаюсь. Мне непривычно и страшно от ощущений. Пугаюсь того, что происходит.
— Кончала когда-нибудь? — спрашивает.
Не отрывая взгляда, смотрит на меня. Внизу все горячее и горячее. Ян продолжает свои движения пальцами.
Неуверенно качаю головой, и второй рукой Ян накрывает мою шею и сжимает ее, сужая доступ кислорода. Его челюсть смыкается до хруста. Кадык дергается.
— Сейчас кончишь.
Страшно оттого, что будет происходить сейчас. Я не знаю, на что способен этот монстр, когда он так возбужден. Ян то улыбается, то хмурится, но продолжает ласкать, трогать, погружаться в меня пальцами. Промежность ноет, горит.
И на языке вертится хриплое: «Хочу кончить». Иначе умру.
Борзов наклоняется и языком врывается в мой рот. Я... Принимаю и отдаю свой. Боже. Это так грязно. Пусть это окажется вторым сном, иначе наутро сбегу.
Когда все горючее напряжение лопается внизу живота и растекается несмываемым сиропом, понимаю, что испытала свой оргазм.
Ян сильнее сжимает мою шею и толкается в мое тело, накрывает меня собой, дышит учащенно. Я же выкрикиваю, раздираю горло досуха. Череп раздувается от пустоты, все жилки натянуты, кости выкручивает.
Он бандит, жестокий и беспринципный человек. Убийца?... А я язык его жадно облизывала, ноги широко раздвигала, рычала в его рот, как брошенная и необласканная кошка.
Что же со мной происходит? Наркоманы то же самое испытывают, когда ясным умом осознают вред и смертоносность кайфа, но все же идут на него?