Не разбивай моё сердце - стр. 23
Живот заурчал, но я совсем-совсем не голодна.
— Правое крыло второго этажа закрыто. Можем пройтись налево или спуститься на цокольный. В основной цех лучше через другой вход. Там не так завалено и в целом безопаснее.
Ступаю. Слышу хруст стекла. Он режет изнутри, и крошки остаются в ранах навечно.
— А административный блок? — не оборачиваясь к Яну, спрашиваю. — Туда можно?
— Через крышу.
— Которая развалена?
— Ну она же не везде такая.
В голове играют воспоминания. Голоса. Звуки. Шум станков и песни по радио охранника, который сидел здесь, на проходной. Дядь Миша всегда угощал меня конфетами: леденцы, шоколадные, самым вкусным был «Грильяж».
Киваю, давая свое согласие.
Борзов ведет меня к запасному выходу, где есть доступ к крыше. Поспешно рассматриваю все по пути. От вороха картинок перед глазами плывут, как по течению. Грудь сдавливает непомерная тяжесть, и я готова признать, что задыхаюсь. Проклятый запах гари, который ворвался в ноздри, вызывает дурноту.
На этот раз Ян взбирается по металлической лестнице первым и подает руку, чтобы помочь подняться.
С крыши открывается вид на всю территорию, прилегающие зоны, а вдали — город.
Делаю вдох.
— Мое любимое место, — говорит, становясь со мной в одну линию. Правое плечо на уровне его крепкого бицепса.
— Крыша? Здесь?
— Люблю смотреть на все свысока. Так проще следить и контролировать.
Посмеиваюсь очевидному и даже не думаю, как воспримет это Ян.
— Чувствуешь себя королем? Они долго не живут.
— Зато ярко.
Поворачиваюсь. Борзов делает это одновременно со мной.
Разум зло шепчет, что вот сейчас Ян может столкнуть меня, достать свой пистолет и пустить пулю в лоб, как той собаке...
Вместо этого Борзов убирает мои рассыпавшиеся волосы и указательным пальцем приподнимает мой подбородок. Солнце слепит, и я щурюсь, но не смею отвернуться.
По заострившимся скулам и ходящим ходуном желвакам понимаю — ничего хорошего не случится.
Ян, нагнувшись, цепляет мои губы своими. Жалит поцелуем и врывается ко мне в рот языком. Ладонями упираюсь в стальную грудь и пробую оттолкнуть бандита.
Мне больно, и... Горячо.
Его вкус странный. Нет, мне совсем непротивно. Сигаретный табак не вызывает тошноту. Легкая горечь лишь делает все ощущения острее, звучнее и очень неправильными. Запретными, порочными, желанными.
Парфюм смешивается с запахами завода, и память фиксирует каждую деталь, как клеймо выжигает.
Борзов целует глубоко, зафиксировав мой затылок. Холод его слов и действий, огненный язык и такие же губы раздваивают меня на части.
Отвечаю несмело, потому что... Хочу.
Позволяю бесцеремонно исследовать мой рот, касаться моих оголенных участков тела и думать о том, что Ян красив, как чудовище.
Вожу ладонями по его предплечьям. Сжимаю, пока поднявшийся ветер готов скинуть меня с крыши быстрее самого бандита.
Когда большой палец Борзова останавливается на моем горле, я перестаю дышать.
Поцелуй грубо прерывается, но лица остаются близко. Его губы влажные, мои — истерзаноприпухшие.
Ян опускает взгляд на место, на котором задержался его палец.
— Исчез, — говорит сипло. Интимно. Точно... Мы же целовались только что.
Я и бандит.
— Кто?
— Что. Чужой засос. Невыносимо было смотреть на тебя с этим блядским пятном, — зло цедит.
Взгляд бандита стреляет бешенством, и оно, а не его рука, сдавливает мою шею, как удушливая петля.