Не поддающийся (чувствам) - стр. 25

– Ну да уж. Нормальное имя в нашей семье – это заслужить надо.

Аир погладил меня по плечу и хмыкнул.

Ленэра, Жорж, Аир, Аэлита. У нас только мама Лики, младшая сестра моих матери и дяди, имеет имя, которое не заставляет людей удивленно вздергивать бровь. Ее зовут просто и без изысков – Надежда. Впрочем, я подозреваю, в честь кого. А дядя утверждает, что именно поэтому тетю Надю в семье недолюбливают – слишком нормальная.

Но имя «Рена» тоже слегка выбивается из этого ряда. Оно мне нравится больше, чем Ленэра или Аэлита. Спасибо, мама.

Аир наклоняется и целует меня в висок.

– Ну что, с днем рождения, племянница.

– Ой, не начинай.

День рождения я не праздную. Уже давно. С того самого дня, когда Ленэра в мой день рождения привезла меня на кладбище и показала могилу матери. И сказала, что мама умерла в тот же день, когда я родилась. Мне было девять. Это был последний день рождения, в который у меня были именинный торт и подарки. Я в категорической форме заявила, что не буду праздновать день рождения. Ни-ког-да. Упрямой, как осел, я была с детства.

Аир встает с гранитной скамейки, отряхивает снег с пальто.

– Ну что, пойдем?

Я встаю за его рукой и бросаю последний взгляд на памятник. Я мало похожа на мать, скорее всего, на неизвестного отца. Но глаза у меня – как у матери. Аир подтверждает.

***

Мне на колени кладут коробочку.

– Что это?

– Твой подарок.

– Я не праздную свой день рождения.

– Я праздную твой день рождения.

Я открываю рот – и понимаю, что у меня нет возражений. Ни одного слова. И сердце начинает биться чаще. Боже, как давно я не получала подарков на день рождения. Почти двадцать лет.

– Что там?

Машина трогается с места. Дворники смахивают с лобового стекла нападавший снег.

– А ты открой и посмотри.

У меня даже руки дрожат, когда я открываю коробочку.

– Цацка! Ты подарил мне цацку!

– Ты же девочка.

И я не могу сдержать смех – счастливый. Примеряю серебряный браслет, долго вожусь с непривычки с застежкой.

– Впору?

– Да.

– Я рад.

– Ты лучший! – выдыхаю умиленно.

– В курсе.

***

Дом нас встречает упоительным ароматом. Ленэра регулярно что-то печет, но сейчас пахнет неординарно. Чем-то особым – не просто кексом или ватрушками. Я удивленно смотрю на Аира, но он лишь пожимает плечами и стягивает с меня пальто.

В гостиной сервирован стол, в центре которого – торт. Именинный. С цифрами «двадцать восемь» на нем. Ленэра зябко передергивает плечами в тонкой блузке в горошек. Рядом Аир щелкает зажигалкой. Загораются свечи.

Я смотрю на два ярких огонька. Они почему-то начинают расплываться у меня перед глазами, и мне приходится часто моргать, а потом вытирать щеки.

– Давай, задувай, – это Аир.

– Загадываю желание, Рена, – это Ленэра. Голос ее хриплый.

Я зажмуриваюсь. Остатки слез сбегают по лицу вниз. Желание, желание… Как, оказывается, я хотела именинный торт.

Вдыхаю поглубже, наклоняюсь – и два огонька мгновенно гаснут. Я не загадала никакого желания – по крайней мере, осознанно. Но почему-то перед тем, как выдохнуть, неожиданно вспомнила Рустама Ватаева.

– А это твой подарок.

Ленэра – человек сугубо рациональный и практичный. Но ее подарок тоже не из дешевых.

Я какое-то время смотрю на черный кожаный портфель для бумаг.

– Это тебе для новой работы.

Они неисправимы. Оба. Мои самые близкие люди. Моя семья. Других у меня не будет.