Не плачь, моя белая птица - стр. 13

– А кто пойдёт?

– Есть ещё Несупа… Только и он не пойдёт.

– Тоже боится?

– Да нет. Тот никого не боится. Его все боятся. Только он не пойдёт. К нему везти девку надо.

– Ты поможешь?

– Помогу.

Варя пошла в дом. До ночи далеко, надо подумать, что она может сделать сейчас.

Хорошо, что Глафира Никитична уехала с утра к своему племяннику. Как смотреть ей в лицо, Варя всегда затруднялась, а после таких выходок – тем более.

Девушка чувствовала, как её переполняет ненависть. И ненависть, и растерянность. Как она сама должна относиться к своей благодетельнице?

Как-то Варя написала любимой подружке по пансиону Сонечке. Рассказала про свою жизнь и про то, что невыносимо видеть жестокость своей благодетельницы. А вместо Сонечки ответ пришёл от Сонечкиной маменьки. И в своём письме она гневно упрекала саму Варю и в глупости, и в неблагодарности, и в отсутствии благородства. То письмо ужалило Варю своей несправедливостью, но и заставило сомневаться в себе.

На что имеет право нахлебница? Бедная родственница, которую приютили из милости? Наверное, ни на что. Поэтому свои чувства она теперь держала при себе. Делала всё, что подсказывала ей её совесть, но вслух выражать свои сомнения она больше не будет.

– До чего же хороша! – Глафира Никитична уже повторялась, но разве могут быть лишними слова в адрес девушки, вчерашней пансионерки, нынешней невесты.

Сонечка перебирала пальчиками на клавишах фортепиано и в разговор не вслушивалась, зато её мамаша забеспокоилась, как бы не сглазили дочку, поэтому перевела беседу в другое русло:

– А как Ваша крестница – Варвара Сергеевна?

– Уж больно чахлая, – пренебрежительно махнула рукой Глафира Никитична.

Себя считала она честным человеком, не боящимся сказать правду. И в глаза, и за глаза.

– Вот уж жаль, – промолвила Татьяна Владимировна. – Знавала я её родительницу. Очень добрая женщина. Были они с супругом, правда, небогаты, но очень замечательные люди.

– Её родительница, моя внучатая племянница, тоже была слаба характером. Но про покойных лучше никак, – тут Глафира Никитична сделала исключение в своих принципах. – А Варя совсем синий чулок. Сидит, целыми днями книжки читает. Я стараюсь привлечь её к рукоделию. Вот она и чередует книги и шитьё с вязанием и вышиванием.

– Разумно. Но удастся ли ей выйти замуж?

– Не знаю. Польститься-то особо не на что. Может, вдовец какой-нибудь. В наших краях я не вижу никого ей в мужья, а в других местах мы и не бываем.

– А она ведь училась с нашей Сонечкой. Соня, – позвала Татьяна Владимировна дочь. Та оставила клавиши и развернулась к женщинам. – Вот Глафира Никитична хвалит твою подружку, Вареньку Палетову, говорит, что рукодельница добрая.

– Ах, Глафира Никитична, – Соня подошла к женщинам, – как жаль, что сегодня она не приехала. Было бы так приятно увидеться.

– Действительно, Глафира Никитична, – вмешалась тут в разговор молчавшая до этого Ольга Павловна. В присутствии тётки мужа она всегда робела, – привозите к нам Варю, мы будем рады.

– Девушкам вместе будет веселее. Сонечке надо теперь набраться сил и здоровья. А доброе старое знакомство только на пользу будет. Дорогая, – обратилась вновь Татьяна Владимировна к своей младшей дочери, – что же ты сегодня от фортепиано не отходишь? Погуляла бы в саду, посмотри, какое солнце. А возле беседки расцвёл розовый куст. Такая прелесть.