Не молчи - стр. 20
– Все хорошо, сейчас…
– Не хорошо! Мой мальчик, не переживай, экзамены – это ерунда, не стоит из-за них так убиваться, – она подходит ближе и гладит меня по голове, как в детстве, я уже вырос, а присказки и действия все те же. – Где твоя серьга-то? Мне понравилась, надень. Знаешь, иногда можно выходить за рамки.
– Приличия? – приподнимаю на нее взгляд.
– Дурашка! Конечно же, за рамки дозволенного.
Бабушка уходит и через минуту возвращается – с моей акустической гитарой в руках. Она прислушивается к звукам в доме и прикрывает дверь в кухню, после чего садится на табуретку, положив шестиструнную себе на ноги.
– Помнишь, как ты приходил с музыкальной школы и играл вот это? – спрашивает бабушка.
Она зажимает сухими белыми пальцами струны и начинает играть по нотам. Я вздыхаю, потому что где угодно узнаю «Медленный вальс» Гана. В бабушкином исполнении он звучит четко и уверенно, как будто она всеми ночами тренировалась его играть. Музыка звоном распространяется по комнате, бабушка ни на секунду не расслабляется. Ее морщинистое лицо сосредоточенно, в глазах – огоньки, в голове наверняка воспоминания из прошлого, а левая нога сама отбивает ритм, заменяя метроном. И в один миг, когда я думаю, что бабушка доиграет до конца, она дает слабину – ее пальцы слетают со струн, стопа в тапочке замирает.
– Ты всегда сбивался на этой части, да? И расстраивался. Что же мы с тобой делали тогда?
– Играли «роцк», – хмыкаю я.
– Ну-ка покажи.
Я перехватываю гитару за гриф, встаю со стула, задираю ногу и ставлю ее на сиденье. Инструмент кладу на бедро. Спустя секунду левой зажимаю аккорды, а правой бью по тем струнам, по каким попаду. В комнату врывается гитарный шторм. Он сносит мне голову. Осторожно перехожу на табы и выдаю рок-н-ролл. Посматриваю на бабушку, она опять отстукивает тапочком ритм и покачивает головой. «Как бы потом у нее мигрени не случилось», – думаю. Но она реально кайфует. Аккуратненько сбавляю темп и затеваю JingleBells. Отыгрываю всю мелодию целиком, а заканчиваю партию чем-то из Red Hot Chili Peppers. Останавливаюсь, погружая кухню в тишину. Чувствую, как уголки губ тянутся вверх, а бабушка сидит и одобрительно кивает.
– Ну вот, другое дело, – она поднимается на ноги и берет мою тарелку со стола. А потом медленно идет к раковине, свободной рукой держась за поясницу. – Иди, музыкант, покажи всем! – говорит, устало постанывая, будто только что отыграла двухчасовой концерт.
– Спасибо, бабулечка!
Оттаскиваю гитару в свою комнату, беру рюкзак, наскоро одеваюсь в пальто и зимние ботинки. Выглядываю в коридор – не видно ли там бабушку, хочу ускользнуть на улицу без шапки.
– Константин? – слышу голос дедушки.
Он выходит будто бы из ниоткуда и строго смотрит на меня. Окидывает взглядом мое пальто, взбудораженные волосы на голове – результат гитарного беспредела на кухне, – и поджимает губы.
– В следующий раз не допускай подобного. Маша уже немолода, заигралась, может и сердце прихватить, – говорит он.
– Знаю, я не хотел… – начинаю оправдываться.
– Она начала, а ты не остановил.
Дедушка не дает договорить, жестко обрубает на полуслове и уходит. Опять в никуда. Хотя, наверное, в зал, к радиоприемнику. А я стою с грустной гримасой на лице и не могу решить, кого слушать: бабушку-озорницу, которая хотела поднять настроение, но в силу возраста должна быть осторожна; или дедушку, нудного и такого взрослого, говорящего всегда правильные вещи, словно он и ребенком не был?!