Не хлебом единым - стр. 50
– Вот примерно так должно быть. Развейте это дело, Валерий Осипович.
Затем он добродушно толкнул Дмитрия Алексеевича – так, мимоходом. Шутя сунул карандаш в карман его кителя и неторопливо стал пробираться к своей перегородке, останавливаясь то у одного станка, то у другого.
Максютенко наколол на доску новый листок ватмана и, набив трубку, ушел на крыльцо поразмыслить. Задумался и Дмитрий Алексеевич. Несколько минут просидел он перед «комбайном» Максютенко, ощупывая пальцами лоб. Подозрительность его вспыхнула, но опасности он не видел. Ему захотелось курить, и, достав кисет, он свернул из газеты с самосадом толстую цигарку. Облизал ее, вышел в коридор, закурил. Белый дым перехватил ему дыхание. Он затянулся еще и еще раз. Потом Дмитрий Алексеевич спустился вниз, вышел на крыльцо и увидел лысую голову Максютенко. Он сидел на ступеньке и что-то чертил карандашом прямо на цементной боковине крыльца. Трубка его хрипела, он был увлечен и не заметил Дмитрия Алексеевича. А тот, постояв немного, подошел поближе и увидел через плечо Максютенко на колючей, серой поверхности круг, нарисованный карандашом, и в нем шесть кружков поменьше. Они были расположены симметрично. Весь чертеж напоминал барабан револьвера.
– Вот она где настоящая лаборатория конструктора! – пошутил Дмитрий Алексеевич.
Он сам не знал, насколько верно попали в точку эти слова, и потому удивился, когда Максютенко, захваченный врасплох, побагровел, накрыл ладонью свой чертеж и стал его размазывать.
– Да бросьте вы! Застеснялся, как красная девица. – Дмитрий Алексеевич присел около него на корточки. – Автору-то вы можете показать!
– Фу… вот же привычку какую заимел! – Максютенко, все еще красный, достал платок и вытер лоб. – Не могу при людях думать. – Он зачертил карандашом свой рисунок и встал. – Не могу, понимаете… Черт знает что!
– А что это у вас?..
– Да вот поршень думаю… для пневматического устройства… это в плане… – он достал свой резиновый кисет, набрал в трубку табаку и, закурив, стал спокойнее.
– Валерий Осипович, – вспомнил вдруг Лопаткин. – А вы ставили бы тот узел, о котором Коля…
– Ну да! Я ж и говорю! А дурная голова что-то свое подает, – Максютенко покосился на темное пятно, втертое в цемент, плюнул и наступил на него ногой. – Так и сделаю. Надо пойти в архив, посмотреть этот узел…
Он передвинул трубку в красных, мокрых губах, утопил палец в пепле и, отставив локоть, ушел, зашаркал в вестибюле. И Дмитрий Алексеевич успокоился. Он увидел, что человек работает над его проектом не за страх, а за совесть – даже увлекся!
Максютенко действительно принес из архива светокопию – чертеж пневматического устройства и стал «прикидывать», то есть рисовать на листках бумаги подвижную часть машины и вписывать в нее цилиндр с поршнем. Дмитрий Алексеевич был около него, и к тому времени, когда день начал желтеть, они вместе успели «прикинуть» два варианта и дали расчетчикам исходные цифры для вычисления нагрузок на поршень и цилиндр.
День этот заметно продвинул дело вперед, и Дмитрий Алексеевич ушел из отдела в хорошем настроении. На улице стояла прекрасная предвечерняя тишина. В синем небе, как белое перышко по водной глади, уже плыл полумесяц. Поднимая пыль, в тишине, по улице двигалось стадо. Щелкал кнут, коровы брели навстречу Дмитрию Алексеевичу по дороге, по деревянным тротуарам, заглядывали в открытые калитки. Чтобы пропустить их, Дмитрию Алексеевичу пришлось сойти с досок. Он прижался к забору, пережидая. Теплый запах молока, вместе с пылью, наплыл на него, и тут он услышал шепелявящий, добродушный голос Араховского: