Не хлебом единым - стр. 52
– Садитесь в гамак, места хватит, – сказал Араховский. – Марья Николаевна! – крикнул он, оборачиваясь.
– Знаю, знаю! – донеслось из дома.
Лопаткин опустился в гамак и почувствовал, что рядом с ним сидит мускулистый и тяжеловесный человек.
– Кирилл Мефодьевич, сколько вам лет? – спросил он.
– Давайте торговаться. Сколько вы дадите?
– Лет сорок восемь?
– Эк, куда хватил! – Араховский захохотал, обнажив десны. – Хватай выше. Шестьдесят, не хотите?
– Не может этого быть!
– А между тем есть. Это все, знаете, отчего? – он засмеялся. – Оттого, что изобретательством не занимаюсь! – протрубил он на ухо Дмитрию Алексеевичу.
– Не-ет! Какой же я изобретатель? Ваша шпилька здесь не подходит, Кирилл Мефодьевич!
– Не подходит, говорите? – Араховский нетерпеливо оглянулся на дом, но Марья Николаевна уже несла поднос с графином и тарелками.
– Несу, несу, – сказала она и поставила поднос на столик.
– Давайте-ка выпьем, Дмитрий, как вас по батюшке, – Алексеевич. Между прочим, хорошее русское имя. – Говоря это, Араховский налил в рюмки из графина. – Вам повезло. Настоящая разливная. Вчера талон получил. Так, давайте за знакомство…
Выпив рюмку, Араховский приумолк, веки, его покраснели, он подцепил вилкой ломтик огурца и начал ловко его жевать одной половиной рта.
– Так, говоришь, не изобретатель? А какого ж черта я привел вас? Не-ет. Изобретатель – каждый человек, который в своей области создает новое. Изобретатели могут быть везде. И в технике и в науке. И вы не скромничайте, вы – самый настоящий изобретатель.
Он сказал последние слова с особенным весом и посмотрел прямо в глаза Дмитрию Алексеевичу.
– Так вот: вы избрали тяжелую дорожку. Техника – король. За королем идет свита: хранители знаний, передатчики, популяризаторы. Большинство профессоров, которые учат нас, а сами ничего не создают. Около них вы найдете и изобретателя. Только он идет не в парадных одеждах. Ему перепадают пинки. И вы, Дмитрий Алексеевич, раз вы лезете в эту свиту приготовьтесь к хорошим пинкам. Я вижу вашу судьбу у вас на лице. Идея ваша очень важна, а судьба – печальна. И вы поймете это, когда проштудируете все, что я вам дам.
Араховский налил водки в рюмку и выпил не чокаясь. Выпил, горько засмеялся и покачал головой.
– Да, был и я автором. И у меня есть это… голубенькое, с лентой и печатью. Вид на изобретение!
– Что же вы изобрели, если не тайна?
– Изобрел, Дмитрий Алексеевич. Даже сам сначала не поверил. Машина для проходки горных выработок в скале. В скале, понял? У меня и модель действующая была. Я ставил ее перед кирпичной стеной, и она прямо на глазах у почтенной публики проходила ее насквозь.
– Ну и что?
– Есть такие стены, товарищ изобретатель, которые никакой машиной не возьмешь. – Араховский опять налил в рюмку, выпил и стал шевелить ломтик огурца в беззубом рту. – Со мной, Дмитрий Алексеевич, говорили открыто: иди в кассу, получи и отойди в сторону. Я не отошел, и мне вежливо переломили хребет. И вы еще услышите открытую речь. Грамотную, гладкую, вежливую, открытую речь.
– Я все это знаю…
– Всего вы не можете знать…
– Ну, догадываюсь Иду на это.
– Что же вы думаете сделать? Ну-ка, ну-ка… Как вы намереваетесь победить капитализм в сердце Урюпина?..
– Как-нибудь победим. Народ-то существует или нет?
– Что такое народ? Народ – это я и вы, и мы все. Одного врага мы с вами видим. Потому что близко прикоснулись. А других, в прочих областях – мы не видим. Там все профессора для нас с вами – архангелы и пророки.