Наследник криминальной империи - стр. 33
Бультерьер громко ругается матом, зовет напарника. Тошнота не желает отпускать, и меня снова рвет желчью. По мне лучше бы и вовсе было лишиться чувств.
- Поставь ей ведро у кровати, - брезгливо распоряжается он. - Не иначе все здесь заблюет и загадит.
Последующие часы ко мне никто не приходит. Находиться в комнате становится еще невыносимее. Я пытаюсь успокоиться, представить себя вдали от всего этого ужаса, в который попала, но ничего не выходит. Снова раздается шум за дверью, но у меня совершенно нет сил подняться с кровати. Прижав руки к животу, я плачу и молюсь.
Спустя еще несколько часов понимаю, что даже голод и тошнота не так мучительны как отсутствие доступа к нормальному туалету и чистой воде. Каждый раз справляя нужду я трясусь как осиновый лист, что в комнату кто-то войдет и застанет меня за этим процессом. Я ведь не переживу, если хоть кто-нибудь из них меня тронет…
- Эй, подъем. Прием пищи, - я испуганно разлепляю слабые веки и отползаю к краю кровати, понимая, что нахожусь в комнате не одна.
Мужчина кидает в меня кусок хлеба и бутылку воды, кривит губы в издевательской усмешке и смотрит на меня сверху вниз. По позвоночнику пробегает холодок, когда он опускается и тянется руками к моей ноге. Обхватывает потной огромной ручищей лодыжку и тянет на себя.
- Пожалуйста… Нет… Меня сейчас снова вырвет. Пожалуйста... Я беременна! - от шока выкрикиваю я, заливаясь слезами.
- Вот как… - заинтересованно щурится он. - А Валевский знает?
- Скажите ему… Только, прошу, не трогайте. Прошу…
- Скажем… - с задумчивым видом бультерьер отступает назад и трет подбородок ладонью.
Внимательно смотрит мне на живот, затем усмехается, и вид у него такой, будто я сказала ему, что он только что выиграл миллион в лотерею.
- Ладно, отдыхай пока… Если что завтра продолжим, мне по сути плевать на огрызок внутри тебя. Да и ты такая ничего… В моем вкусе, - мерзко тянет он.
Меня начинает трясти при мысли, что это потное, страшное чудовище будет снова ко мне прикасаться. Не смогу с этим жить, если надо мной надругаются в этом чулане. Лучше бы сразу меня порешили. Я не хочу так жить.
Дверь за бультерьером с грохотом захлопывается, а слезы из моих глаз начинают течь рекой. Я растираю их по лицу, а вслух повторяю имя Богдана, мечтая, чтобы он вызволил меня отсюда. Неужели он оставит нас с ребенком на растерзание этим бугаям, не будет ничего предпринимать, чтобы вызволить меня из плена целой и невредимой? Ведь он спас нашего малыша от гибели, когда я шла на аборт… Тогда ему было на это не наплевать! Неужели оставит нас с ребенком сейчас?
Я закрываю глаза, пытаюсь представить, что не искала никакой работы, не встречалась никогда с Богданом, не видела всего, чем он занимается. Мне очень плохо, снова тошнит. Едва успеваю дойти до ведра, как меня выворачивает наизнанку желчью. Тяжело дыша, возвращаюсь на кровать, и утыкаюсь взглядом в облупившуюся стену. Мечтаю заснуть, а проснуться в комнате в общежитии с осознанием, что это всего лишь плохой сон, кошмар, о котором я вскоре забуду.