Наши за границей. Под южными небесами - стр. 44
– Нет ли у тебя золотого? – обратилась Глафира Семеновна к мужу.
– Прокатала уж, матушка, свои-то? – спросил тот.
– Давай, давай… Не задерживай! Я уж теперь сама по себе играю и хочу на лошадки перейти, к другому столу. Здесь с шаром что-то такое сомнительное. Никто не выигрывает.
– Да иначе и быть не должно. А то из-за чего же держать стол и таких усатых молодцов при нем?
– В столе с лошадками все-таки игра правильнее. Давай сюда золотой-то.
Николай Иванович дал две пятифранковые монеты.
– Ладно. Для первого раза достаточно и тридцать франков проиграть.
Еще через четверть часа Глафира Семеновна отошла от второго стола.
– Ну что? – спросил муж.
– Хуже еще, чем в столе с шаром. Там я все-таки хоть что-нибудь брала, а здесь подряд ничего. А главное, мне мешала вот эта крашеная в фальшивых бриллиантовых серьгах.
– Тс… Остерегись. А то может выйти история вроде усатой ведьмы. Помнишь, в вагоне-то? Здесь русских гибель, – предостерег супругу Николай Иванович.
– На какой бы номер я ни поставила, сейчас и она лезет с своим франком, – понизила голос жена.
Подошел доктор Потрашов.
– Играете? – спросил он супругов.
– Да вот жена просадила тридцать франков.
– Во что играли?
– Сейчас в лошадки, а давече в шар. Я не знаю, как эта игра называется.
– По-русски называется она – дураков ищут.
– Как это глупо! – покачала головой Глафира Семеновна. – Стало быть, я дура и все играющие в шар дуры и дураки? Послушайте, доктор, разве вот эта накрашенная дама с подведенными глазами и в парике русская? – обратилась она к Потрашову.
– Никогда не бывала. Это кокотка из Парижа.
– Как же она сюда попала? Ведь здесь только высшее общество Биаррица собирается.
– Вздор. Кто угодно. Всем двери открыты. А для этих дам-то так здесь даже биржа. Теперь еще немного рано, а посмотрите, часа через полтора сколько их здесь соберется!
– А Оглотковы нам рассказывали, что здесь в казино только высшее общество собирается!
– У них все высшее общество… Они вон одесского жида-комиссионера за турка из Египта принимают. Впрочем, что ж, чем бы кто ни тешился. По вечерам сюда собираются все-таки кто хочет кровь поволновать игрой. Тут, кроме этих рулеток, большая игра в баккара… Мой патрон уже засел и обложил себя стопками русских полуимпериалов.
Где-то в отдаленности раздался ритурнель кадрили.
– А вот и танцевальный вечер начинается, – встрепенулась Глафира Семеновна.
– Танцевальный он только по названию, – отвечал доктор.
– То есть как это?
– Очень просто. На здешних вечерах никто не танцует. Да вот пойдем и посмотрим.
Из игорной комнаты они вышли в галерею и проследовали через буфетную комнату в зал.
В зале сидели несколько дам в шляпках, разместясь по стульям и мягким скамейкам, стоявшим по стене. В дверях столпилось человек восемь мужчин, но никто не становился в пары, никто не приглашал дам, хотя повестка на кадриль была уже подана музыкантами. Ритурнель повторили. Прошло минут пять. Опять никто не группировался для кадрили.
– Видите, – сказал супругам доктор. – Сюда приходят только смотреть, как танцуют, и никто не желает танцевать. И так всегда.
Оркестр заиграл вальс. Распорядитель танцев во фраке со значком завертелся по зале с какой-то девушкой в белом платье, почти подростком, выскочил из буфетной комнаты француз, гусарский офицер в красных штанах, ведя под руку даму в сером платье. Дама положила ему руку на плечо, и они тоже сделали два тура по залу. Затем танцующих уж вовсе не появлялось. Гусарский офицер увел свою даму в буфет. Распорядитель танцев подошел к двум-трем дамам и очень низко перед ними кланялся по всем правилам танцевального искусства, приглашая их на вальс, но дамы благодарили его кивками и танцевать не шли. Музыканты продолжали еще играть и наконец смолкли. Зала начала пустеть. Показались зевающие. Пришел Оглотков, в смокинге, в белом галстуке, с красной гвоздикой в петлице, и стал звать домой жену, которая сидела вместе с супругами Ивановыми.