На войне как на войне (сборник) - стр. 27
– Твоя работа, Савельич, – ухмыльнулся Конь.
Матвей Кожин взглянул на Масленкина:
– Да чего греха таить… Сашок. Бывали мы здесь.
Осмотрев печь и посовещавшись, решили восстановить завод. Петр при поддержке Коня и Сашка велел Кожину вернуть кирпич на заделку стены.
– Первое время глину помнем ногами, лошадьми. Нам надо начать. Сделать хотя бы тысяч пять на столбы, – рассуждал Конь. – Вот кто бы формы взялся изготовить? Как ты на это смотришь, Матвей Савельич?
Кожин согнулся и, ковыряя каблуком обломок кирпича, зло, из-под нависших бровей, взглянул на Коня.
– Сделаю и формы. Матвей все может: и кирпич дать, и формы сделать.
– Завод будем налаживать. А вот кому поручить это дело? – Петр посмотрел на Овсова. – Как ты думаешь, Василий Ильич?
Овсов недовольно передернул плечами.
– А что я?
– Дадим тебе людей, и, засучив рукава, с богом.
Василий Ильич промолчал.
– Я тоже так считаю. Лучше Овсова нам сюда не подобрать. С кирпичным делом знаком. Работал когда-то. Ему и карты в руки, – подтвердил Конь.
Домой мужики шли молча. Петр мысленно подбирал людей в бригаду Овсова. Конь про себя ругал доярок, сквасивших молоко. Матвей раздумывал, как бы ему за кирпич выпросить у председателя лесу на потолок в баню. Но больше всех был озабочен Овсов. Он шел, часто спотыкаясь, и Сашку приходилось то и дело поддерживать его, чтобы он не свалился в канаву. Предложение Трофимова не только мешало замыслам, но вообще было противно его натуре. И дорогой, и там, на Лому, Василий Ильич мыслями был в огороде, среди огуречных гряд.
Марья Антоновна уже давно спала, а он все обдумывал и подбирал причину отказа, сидел, сгорбясь над листком бумаги, обмакивал перо в чернильный шкалик, но перо сохло, повиснув над строчкой. Лампа чадила, и приходилось все подкручивать и подкручивать фитиль. Сильно пахло керосином и жженой тряпкой. Проснувшись, Марья Антоновна долго протирала кулаком глаза, а потом сипло проговорила:
– Не видишь, что керосина в лампе нет? Господи, за что я терплю муки? – и закуталась с головой в одеяло.
– А, что будет, то будет, – решил Василий Ильич и прямыми, как частокол, буквами написал:
«В правление колхоза «Вперед». Прошу принять меня в колхоз в качестве рядового колхозника».
Под словом «рядового» он провел жирную лиловую черту.
Рано утром Василий Ильич явился в правление колхоза. Кроме председателя и счетовода Сергея, там были Арсений Журка с приятелем. Арсений, отставя в сторону ногу и мусоля папироску, щурясь, смотрел на председателя. Василий Ильич незаметно присел на кончик скамьи.
– Так, – мрачно глядя на Журку, произнес Петр, – какую же вам справку?
Журка вытянул губы:
– Обыкновенную. Мы ее можем сами сочинить, а вам только подмахнуть и печатью хлопнуть. Вон Генька мастер писать: десятилетку кончил. Давай, Генька!
Рыжий, заляпанный веснушками Генька покосился на председателя, потом, изгибаясь, словно резиновый, подошел к счетоводу.
– Пошел прочь, – оттолкнул его Сергей.
– Дай ему бумаги, пусть пишет, – разрешил Петр.
Генька быстро накатал справку.
– Вот, Петр Фаддеич. Справка законная. Абара их не глядя подписывал.
– «Справка дана А. Журке и Г. Шмырову в том, что они действительно являются членами колхоза «Вперед» и что правление колхоза не возражает им работать на стороне», – прочитал вслух Петр. – Куда же собираетесь?