На войне как на войне (сборник) - стр. 26
– Эй, чего ты там? – окликнул Сашок.
Конь оглянулся и, спрыгнув с крыши, догнал мужиков.
– Куда?
– На Лом, завод смотреть. Фаддеич хочет пустить его, – сообщил Сашок.
– Чем ты там на крыше занимался? – спросил Петр.
Конь вынул из кармана кисет и, держа в зубах клок газеты, ухмыльнулся:
– Солнце вручную подтягивал.
– Я о деле, – обрезал Петр.
– Можно и о деле, – сквозь зубы процедил Конь. – Колхозные плотники на стороне шабашат. Вот и приходится самому крышу штопать. – Конь чиркнул спичкой и, хватив зеленого самосаду, чуть не задохнулся. Откашлявшись и смахнув с глаз слезы, он уже спокойно добавил: – С заводом ты правильно, председатель, решил.
Петр покосился на Кожина.
– А Матвей Савельич не верит в мою затею.
– Он может не верить. Савельич сотенки четыре кирпичиков припрятал и молчит.
– А ты уже высмотрел, – прошипел Матвей.
– Я под чужие подолы не заглядываю, потому как в годах, да и времени нет. А на днях собрался в печке под поправить, так ноги обил, пока нашел с десяток половинок; несу я их, а навстречу твой внук, и хвастается: «У нас в сарае во какая куча кирпичей!» Вот так-то, Савельич, – протянул Конь.
Серая, покрытая теплой, как зола, пылью, дорога вела вдоль Холхольни. По берегам ее стеной засел бредняк с ольшаником. А на той стороне тянулся яркий желто-лиловый луг с темными кучами ив. Он цвел вовсю. Справа лежали поля. На светло-зеленую покатую плоскость падали длинные тени стоящих у дороги берез.
Петр, взъерошив волосы, улыбаясь, долго смотрел на жидкую, низкорослую пшеницу.
– Неважная пшеничка, – заметил Сашок. – Самдруг вряд ли соберешь.
– А знаете, я о чем мыслю? – проговорил Петр. – Сад здесь разбить. Склон к югу, с востока и севера лес… Обязательно заведем сад. Вот так, рядами, пойдут яблони, хороших посадим яблонь. С боков вишни… Низ засадим крыжовником, черной смородиной.
От удовольствия Сашок громко чмокнул.
Петр засмеялся и хлопнул его по плечу.
– А тебя, Масленкин, садоводом назначим.
– Эх, фруктов, Фаддеич, у нас будет… Завалю!
Всем стало весело, даже Конь ухмыльнулся, толкнул локтем председателя:
– А меня сторожем, Фаддеич, – и громко захохотал.
Матвей стянул с головы фуражку и, поколотив ее о коленку, сказал:
– Народишку бы нам побольше… Тогда бы сад здесь был… Да…
Над лесом гудел самолет, разрисовывая небо белыми кругами.
– Смотри, какие кренделя выкручивает. Зачем это он? – спросил Сашок.
– Воевать учится, – коротко пояснил Конь.
Матвей тяжко вздохнул:
– Будет война или нет – черт ее знает. А то ведь прилетит, ахнет бомбу…
Василия Ильича давно подмывало высказаться.
– Я думаю, во всем виновата техника и учение, – начал он, но в чем виноваты техника и учение, так и не смог объяснить.
Петр взглянул на Овсова, усмехнулся и, достав портсигар, стал закуривать. Молчание прервал Сашок:
– В прошлом году у нас лекцию делал лейтенантик из военкомата. Он говорил, что атомную бомбу бояться нечего. На каждую бомбу и своя в ответ найдется.
– Да какая может быть война, если ее никто на белом свете не хочет, – искренне возмутился Матвей.
– Кое-кто хочет, – задумчиво заключил Петр.
Войдя в лес, они свернули на тропинку и, продравшись сквозь цепкий ельник, вышли на место. От завода осталась печь для обжига кирпича, стропила от сушильного шатра и несколько ям с зеленоватой водой. В одной из ям торчал вверх лопастями глиномяльный вал. Больше всего Петра беспокоила печь. Задняя стена у нее была наполовину разобрана.