На изломе чувств - стр. 23
— Что?
— Отрезают ногу, чтобы выжил. Так вот, ты та самая нога, которую нужно отрезать. В переводе на тебя: ты должна уйти от своего папаши, ибо просвета все равно не видать. Либо он соберется и без твоего присутствия выживет, либо помрет, что все равно его ждет в ближайшее время, если продолжит бухать. А если останешься — закончится сводкой криминальных новостей о том, как изнасилованная восемнадцатилетняя девица убила собутыльников своего отца. Что будет дальше, надо говорить?
— Зачем вы так? Он же мой папа, у меня больше никого, кроме него нет.
— И в скором времени не будет! Ты все равно ему ничем не поможешь. Себя надо спасать, пока не поздно.
— Вы не знаете нас и чего вы вообще лезете не в свое дело? Вам-то какая разница?
— Жалко мне тебя, дуру такую. Ясно? — башка затрещала так, что хоть отрубай на хрен, и дико хочется курить, так, что руки чешутся. Достаю сигарету, но вовремя понимаю, что не у себя дома.
— Можете курить, тут все равно постоянно курят, я потом проветрю.
Смотрю на нее и не могу понять, как можно быть такой… Нет, это даже не дура, слов не могу подобрать. Закуриваю сигарету, и в очередной раз становится тошно от всего. Неужели не понимает, как завершится ее жизнь, едва начавшись? Деньги закончатся, работы нет, а дальше сам папаша-то и пустит по кругу, лишь бы в горло водки залить. Я бы и дальше расписал в своей больной голове всю ее дальнейшую жизнь, только отвлекает меня от этого малоприятного занятия стук чашки по деревянному столу. Тут же к чашке присоединяется розетка с вареньем.
— Малиновое, ягоды с нашего огорода. Вкусное. Попробуйте, говорят, сладкое поднимает настроение, — ставит пепельницу на стол.
— Кем ты работала? — тушу окурок и глотаю горячий чай. Оля вновь отворачивается и открывает окно.
— Уборщицей в городе, кем же еще?
— А ты не думала поехать учиться в город? В техникум какой-нибудь, там и общежитие дадут.
— Да куда ж я папу брошу? Он же пропадет совсем без меня.
— Точно дура. Неужели ты не понимаешь, что все закончится херово?
— Я не могу его бросить.
— Слушай сюда, Оля. Предлагаю один раз и больше не буду. Я обеспеченный человек, и дом у меня очень большой, места хватит для многих. Будешь у меня кем-то вроде домработницы, готовить, убирать – в общем, то же самое, что делаешь здесь, только деньги за это будешь получать приличные. И от алкоголиков отбиваться не придется. Жить будешь у меня в доме в отдельной комнате. Без каких-либо задних мыслей. Хотел бы я тебя укокошить или изнасиловать — давно бы это сделал. Накопишь денег, а на следующий год поступишь куда-нибудь учиться, дальше сама разберешься. Не спрашивай, почему я тебе это предлагаю, просто хочу. Скажем так, и у богатых иногда бывают причуды.
— Спасибо вам, правда. Но я папу не брошу, это же я маму предам, получается, она бы этого не поняла. Он здесь точно без меня умрет. Не обижайтесь, пожалуйста, вы очень хороший.
— Просто не верится…
— Во что?
— Что такие люди бывают. Ладно, мое дело предложить. Упрашивать не буду, у меня и без того хватает забот. Я завтра уезжаю часов в двенадцать. Если передумаешь, приходи. Спросишь дом Озеровых, сама знаешь, подскажут, — стоит и улыбается. Что у этой девчонки в голове, вообще непонятно. — Чего молчишь?
— У вас глаза красивые. Очень. Так и хочется смотреть, — нет, вот это я слушать точно не хочу. — Спасибо вам за все, но я не приду.