Мясницкая. Прогулки по старой Москве - стр. 9

Не обошлось и без стихов. Н. В. Станюкович сочинил четверостишие «Надпись к памятнику Пожарского и Минина»:

А также и без критиков. В частности, Виссарион Белинский написал о памятнике в письме «Журнал моей поездки в Москву и пребывание в оной»: «Когда я прохожу мимо этого монумента, когда я рассматриваю его, друзья мои, что со мной тогда делается! Какие священные минуты доставляет мне это изваяние! Волосы дыбом поднимаются на голове моей, кровь быстро стремится по жилам, священным трепетом исполняется все существо мое, и холод пробегает по телу. Вот, думаю я, вот два вечно сонных исполина веков, обессмертившие имена свои пламенной любовью к милой родине. Они всем жертвовали ей: имением, жизнью, кровью. Когда отечество их находилось на краю пропасти, когда поляки овладели матушкой Москвой, когда вероломный король их брал города русские, они одни решились спасти ее… – и спасли погибающую отчизну. Может быть, время сокрушит эту бронзу, но священные имена их не исчезнут в океане вечности».

Чуть позже поэт Н. А. Некрасов подавал работу Мартоса как основную достопримечательность Москвы:

По-настоящему критиковали, то есть поругивали новенький памятник немногие. А. С. Пушкин писал в «Примечании о памятнике князю Пожарскому и гражданину Минину», что надпись на постаменте «конечно, не удовлетворительна: он для нас или мещанин Косма Минин по прозвищу Сухорукой, или думный дворянин Косма Минич Сухорукой, или наконец, Кузьма Минин, выборный человек от всего Московского Государства, как назван он в грамоте о избрании Михаила Федоровича Романова».

А такой до неприличия язвительный автор, как француз маркиз де Кюстин, отметил: «Выйдя из ворот… на небольшую площадь, видишь бронзовый памятник, изваянный в очень скверном, так называемом псевдоклассическом вкусе. Мне показалось, будто я попал в Лувр, в мастерскую посредственного скульптора времен Империи. Памятник изображает в виде двух римлян Минина и Пожарского, спасителей России, которую они освободили от господства поляков в начале XVII века: нетрудно догадаться, что римская тога – не самый подходящий костюм для подобных героев!.. Нынче эта пара в большой моде».

Словом, довольно быстро вокруг памятника создан был целый пантеон стихов, статей и устных отзывов. Образовался своего рода литературный памятник памятнику скульптурному.

Дело, в общем, не редкое в русской истории. У нас статуи любят.

* * *

Памятник, как водится, со временем пришел в негодность. Бытописатель И. Ф. Горбунов писал в 1875 году: «Вот некогда чтимый памятник Минину и Пожарскому. Надпись на нем обветшала и осыпалась, самый же памятник окружен ломовыми извозчиками и мелкими торговцами, что и препятствует ему быть величественным».

Другой литератор, И. Беляев примечал: «Старинные городские ряды были темны, грязны и узки. По фасаду, против памятника Минину и Пожарскому, выступали круглые обветшавшие колонны, за которыми виднелся целый ряд торговцев с ящиками, кричавших: „Пирожки горячие! Пожалуйте, господа!“»

Впрочем, еще сорока годами раньше поэт Лермонтов упоминал: «…суетятся булошники у пьедестала монумента, воздвигнутого Минину…»