Мякоть - стр. 43

– Это на всю жизнь, – пробормотал он, выпрямляясь. – Сергей Сергеевич никак не может забыть, как я жарил для него и бати шашлыки и работал посыльным. Похоже, я для него до самой смерти буду… маленькой собачкой. Давай сюда молоток.

– Зачем он тебе? – спросил Рыбкин.

– На дачу, – хмыкнул Петелин. – Буду доказывать жене, что могу забить гвоздь в стену. Кстати, гвозди в пенобетон входят? Или надо сверлить?

– Надо приглашать мастера, – посоветовал Рыбкин.

– Правильная мысль, – согласился Петелин и открыл папку. – Вот, распишись. Вот ручка. Вот. Спасибо. Куда теперь?

– Домой, – сказал Рыбкин и подумал, что ехать ему некуда.

– Понятно… – пожал плечами Петелин и побежал к лифту. – А то я мог бы подвезти!

«Дождусь Горохова», – решил Рыбкин.

– Ах, вот ты где? – вывалился из лифта Клинский. – Хорошо, что я тебя застал. Покажи-ка свою карту. Да не эту, зачем мне… Покажи корпоративную, с кодом. Ну, чтобы…

– Чтобы заходить в офис, – расплылся в улыбке Безбабный, который шел следом.

– Вот, – вытащил карту Рыбкин.

– Ты посмотри! – повернулся к начальнику службы безопасности Клинский. – Сколько тут степеней защиты?

– Каких степеней? – не понял Безбабный. – Тут магнитная полоска и все.

– А чип? – нахмурился Клинский.

– Так это в течение месяца, – поморщился Безбабный. – Заменим у всех.

– Никаких, – твердо сказал Клинский и сунул карту Рыбкина Безбабному в руку. – Если решили наводить порядок, значит, будем наводить. Имеем право. Ты ведь видел, какие у нас результаты? Отличные! Или не так?

– Так, – пожал плечами Рыбкин. – Графики выглядят прекрасно. Все налажено.

– Это очень хорошо! – погрозил Рыбкину пальцем тесть. – Все налажено. Что и требовалось доказать. Давай-ка, дорогой, отойдем на два слова. Или даже на три. Выйдем на воздух.

Клинский обнял Рыбкина за плечи и повлек его к турникетам.

…

Сентябрь только разгорался, и солнце светило по-летнему. Хотя от асфальта, который окружал офис компании, уже не поднимался невыносимый жар. Ветер забивал под бордюры листву. Рыбкин оглянулся, нашел окно своего офиса, разглядел в соседнем окне Вику. Похоже, у каждого окна кто-то замер. У выхода остался стоять Безбабный.

– Пойдем-пойдем, – влек за собой через стоянку Рыбкина тесть. – Я знаю, что тебе нелегко. Но это пройдет. Ты должен понимать, что все проходит. Будешь удивлен, но абсолютно все. Даже то, что кажется незыблемым. Черт возьми, кажется, я становлюсь сентиментален. А вот твой батя всегда был жесток. Может быть, даже чрезмерно жесток. А уж батя его бати… Знаешь, что про него рассказывали? Лучше тебе не знать… Иногда оно возвращается. И что самое обидное? Это то, что порой судьба зависит от какой-то фигни. Причем, что удивительно, эта фигня случается у каждого, а судьба ломается лишь у некоторых. И знаешь, почему? Потому, что они этой фигне придавали слишком большое значение. А этого нельзя допускать. Вот к примеру, ты держишь в руках листочек бумаги. Просто листочек с буквами. А вот если ты придаешь ему слишком большое значение, то он становится таким тяжелым, что ты можешь надорваться. С другой стороны – все наоборот. Когда ничему не придаешь значения, то, чего ты недооценил, может тебя придавить. Вот так, дорогой мой… Рыбка.

– Что-то я не понимаю, – пробормотал Рыбкин.

Они стояли в калитке на выходе с территории компании. Невдалеке поблескивал мерседес Клинского. Толик курил рядом. Из окон машины несся Иглесиас.