Мякоть - стр. 45
– Крепкий старичок? – спросил Кашин.
– Медицина движется вперед, – кивнул Рыбкин. – Понятно, что не для всех, но… Гены к тому же. Ольгин дед умер в сто четыре года. Не так давно, кстати.
– Гены, хорошее питание, ведомственная клиника или даже иностранная клиника, это, конечно, хорошо, – заметил Кашин. – Но главный фактор – это, думаю, нервы.
– И ты туда же, – усмехнулся Рыбкин. – Прямо как моя теща. Все болезни от нервов.
– А ты зря смеешься, – откупорил вторую банку пива Кашин. – Ты только вспомни, когда ты последний раз ложился спать, чтобы ни о чем не думать? Чтобы тебя не трясло? А? Нет, понятное дело, можно хлобыстнуть беленькой и расслабиться, но вот так, чтобы без допинга? Когда?
– В детстве, – развалился на кухонном кашинском уголке Рыбкин. – Да и то… Другой вопрос, что проблемы были… другими. Или ты не помнишь? Ты ж сам меня защищал в классе от Гришки Грюканова. Забыл?
– Да чего там было защищать… – покачал головой Кашин. – Дети же. Гришка, кстати, теперь в полном порядке, хотя вот ведь был оболтус из оболтусов… Значит, говоришь, проблемы были другие, а теперь вот такие? Да? А я, дурак, думал, что у таких шишек, как ты, в какую сторону ни посмотри, чистый горизонт приятных событий.
– Вот именно, – хмыкнул Рыбкин. – В смысле приятных событий горизонт абсолютно чист.
– Ты фиксировать побои собираешься? – спросил Кашин.
– Ты сейчас о чем? – поднял брови Рыбкин.
– Все о том же, – пожал плечами Кашин. – Травмпункт, заявление, показания очевидцев. Свидетели избиения были?
– Полно, – ответил Рыбкин. – Почти весь совет директоров, да и вообще все топы стояли у окон. Ты же знаешь, хлеба и зрелищ. Безбабный. Вахтеры, думаю. Такое представление грех пропустить.
– Ну? – оживился Кашин.
– Не прокатит, – сказал Рыбкин. – Не будет свидетелей.
– Не захотят давать показания против шефа? – не понял Кашин.
– Не знаю, – задумался Рыбкин. – Я, пока в такси ехал, пытался позвонить кое-кому. Похоже, я заблокирован. Всеми. Да, кстати, Борька какие-то дурацкие разговоры заводил с утра. Я же у него ночевал. Про вынужденное предательство. Понимаешь?
– Подожди-подожди, – прищурился Кашин и заорал в трубку. – Гришка! Привет! Как дела? Слушай. Не в службу, а в дружбу. Нужно приютить одного чувака. Да, спрятать. Отвечаю. Порядочней не бывает. Да знаю я, что и свиньи бывают порядочными. Понял-понял. Как ты сказал? Спросить Махрама? И ключи даст? Ясно. Спасибо, дорогой. Подробности чуть позже. Буду должен!
– Гришка? – переспросил Рыбкин.
– Ну, да, – подмигнул Рыбкину Кашин. – Твой детский враг. Сам же напомнил. Только ты не дергайся. Я же ему твое имя не назвал? Хотя он выпытает. Проныра же. Он теперь этот… как же, мать твою… девелопер! Язык сломаешь.
– Гришка Грюканов девелопер? – удивился Рыбкин.
– Ты только у меня ничего не спрашивай, – посоветовал Кашин. – Я в этом не разбираюсь. Он мутит там что-то с недвижимостью, квартиру себе ремонтирует на Бакунинской, да, вот такие возможности у человека, и может приютить тебя. Там, конечно, еще бригада трудится и будет трудиться, но кое-какие комнаты уже готовы. Тряпку бросишь у порога, чтобы не таскать побелку, и все. Комплект постельного белья я тебе дам. Там только кровать. Понимаешь? Возвращать белье не нужно. Оно старое.
– Боже мой, – пробормотал Рыбкин. – «Как низко я пала»