Размер шрифта
-
+

Мякоть - стр. 4

– А что, есть такой актер, что ли?

– Да какая разница? Мало ли…

– Не, я что-то не пойму, кто этот Игореша на самом деле?

– Да был там один… По паспорту, правда, Георгием числился. Да это все ерунда, вон у меня начальник – Валерий Петрович, всю жизнь Валерий Петрович, и на табличке Валерий Петрович, а в уставных бумажках – Валентин. Ну не нравится ему имя Валентин. Так и этот… с выпуклостями. С пузом и кошельком, непонятно, что толще. Любил, чтобы его Игорешей звали. Особенно, когда из бухгалтерии кого после работы задерживал… Баланс составлять…

– А ты-то откуда знаешь?

– Знаю вот… Такое между зубов не удержишь.

– Может быть, вам все же что-то…

– Ничего, справлюсь. Спасибо вам. Не беспокойтесь.

Вряд ли намного младше Сашки. Ровесница. Красивая. Чересчур туго затянута в униформу, тоже способ бороться с излишней полнотой, но красивая. Да и что там полноты? Тело, наверное, хорошее. Кожа свежая, молодая. Пока еще. Пьет, наверное, кто-то молодость из нее. Если молодой и глупый, так и глотает, не чувствуя вкуса. А она ведь чудо. Если только не стерва. Нет. Вряд ли. Добрая. Хорошая девчонка. Да хоть бы и недобрая? Много ли от нее надо случайному пассажиру? Такому, как он, не бедному, но и без понтов… Или с понтами? Даже говорить особо не надо, смотри в глаза и касайся запястья кончиками пальцев. Ноготками коли. До боли. Очень важно, чтобы до боли. Какая она дома, интересно? Такая же? Смысл жизни в форменной юбке. Смысл жизни. Просто смысл жизни. Почему? А потому что если нет тебя, то нет и смысла. Ничего нет. Хотя, Юлька же есть?

Интересно, каким его видит стюардесса? Аккуратным, подтянутым парнем возрастом за сорок с живым лицом и шапкой темных с легкой проседью волос? Или одутловатым мужичком за полвека с усталой физиономией и мутными глазами? Дорогие ботинки и костюм могли быть надеты и тем, и другим. Или ей все равно? Ей все равно. Это правильно. Ей и должно быть все равно. Умница. Чудо. Красавица.

Черт, и подарить ей нечего…

А каков он по сути? «В натуре», как сказал бы тесть… Кто он на самом деле? И тот, и другой? Или только последний? Ну, если честно? А?

Ощутить пальцами гриф, поймать на слайд струну и извлечь долгий ноющий звук. Уплыть вслед за ним. Раствориться. Исчезнуть. Без следа.

«Baby, do me a favor, keep our business to yourself»[3].

– Уважаемые пассажиры. Наш самолет…

Часть первая. Блюз

Глава первая. Осень

«I've got a woman way cross town.
She's good to me»[4]
Ray Charles. «I've Got a Woman». 1954

Березы росли далеко – за тротуаром, стоянкой такси, журавлями шлагбаумов и за дорогой, но ветер притащил пригоршни желтых листьев к самому стеклу аэропорта. Наклеил их на мокрый асфальт, плитку, автомобили, турникеты, разбросал под ногами и успокоился. Затих на время.

Когда Рыбкин наступал на камень, шаг получался звонким. Когда на листья – глухим и влажным. Хотелось пить и дышать. Но на горло давил галстук. На плечи – костюм. Обувь казалась тесной. И голова была тесной. И в груди что-то ворочалось, сетуя на неудобство. И земля притягивала его слишком сильно, словно соскучилась, пока он пребывал в небесах.

Иногда на Рыбкина накатывало подобное. И тогда он стискивал кулаки и начинал мысленно трепыхаться. Представлять, что он растет, расправляет плечи, становится великаном. Возвышается над собственной слабостью. В этот раз привычный фокус не удался. Он как будто стал больше самого себя. Все, что томилось в тесноте, вырвалось на свободу. Царапина на носке ботинка начала ныть, словно ссадина на ноге. Воротник плаща принялся зудеть на сгибе. Сам плащ обратился сложенными за спиной крыльями. Ветер обнял Рыбкина и не дал ему упасть. Он словно сам становился ветром. Что за ерунда?

Страница 4