Мякоть - стр. 14
Хотя и это Рыбкин понял не сразу.
Девушка стояла спиной, говорила с кем-то по телефону, и Рыбкин, который почему-то все еще ждал похожести на собственную жену, замер на пороге мужского зала с таким лицом, словно и в самом деле обнаружил Ольгу Сергеевну Клинскую за столь непрезентабельным занятием.
И тут она обернулась.
И тут Сашка обернулась.
Имя появилось потом, когда Рыбкин узнал, что ее зовут Саша или, как она сама попросила ее называть – Сашка, но вспоминал он этот момент уже с ее именем.
Она ничем не напоминала Ольгу.
И в ней не было ничего особенного.
То есть, вообще ничего.
Абсолютно.
Рыбкин даже вспомнил очередные воздыхания Антона – его водителя, который любил «поговорить за баб» и время от времени начинал заливаться славословием в адрес той или иной новой знакомой, величая ее в превосходных тонах, бормоча то об умопомрачительной фигуре, то о каком-то особенном запахе, об удивительном голосе, об еще каких-то достоинствах, пока Рыбкин однажды не выдержал, не сел в лифт и не доехал до двенадцатого этажа высотки, где в буфете образовалась «вторая Эммануэль Беар в ее лучшие годы», или даже первая, потому как оригиналу до этой красавицы семь верст и все равно не доберешься. Буфетчица оказалась обычной полноватой девицей в замасленном фартуке с глазами, перегруженными косметикой, и отзвуками вчерашней тоски и во взгляде, и в выхлопе. Она курила и сплевывала в пустое ведерко из-под майонеза. Эммануэль Беар могла спать спокойно. Рыбкин купил что-то, вернулся к лифту и подумал, что это просто другая вселенная, и нечего в нее влетать даже в виде случайной кометы. Главное, что Антону в ней хорошо. Так и эта парикмахерша. Может быть, Борька вовсе и не ее имел в виду?
Он обернулся, пытаясь рассмотреть остальных мастеров, мало ли, может, Борька говорил о ком-то другом, но никого больше не увидел.
Никого больше не было.
Нет, все кресла были заняты. За каждым кто-то работал. Но их не было. Была только она.
Рыбкин даже тряхнул головой.
Нет, была только она.
Потом он ее еще рассмотрит.
Вблизи и издали.
В упор и под разными углами.
В общем и в немыслимых подробностях.
Узнает ее вкус, запах, скорость, траекторию и даже рисунок ее посадочных огней, как обязательно пошутил бы Борька, который в юности пытался поступить в Егорьевское училище вертолетчиков, чтобы не идти в армию.
Но тогда он смотрел только на ее лицо, хотя ощущением живой, невозможно живой плоти дышала каждая линия ее тела даже сквозь шелк униформы. Глаза у нового мастера были распахнуты неприлично широко. Так широко, что не только позволяли ей смотреть на Рыбкина, но и позволяли кое-что видеть в ее глазах. Или опять же создавали такое впечатление. Сашка была именно такой, какой и должна была быть, чтобы зацепить Рыбкина. И она зацепила его. Если кто-то на небесах увлекался рыбалкой, наживку он насадил на крючок безошибочную.
– Вы записывались? – спросила она у Рыбкина, и он понял, что и ее голос тоже именно тот.
– Александра Морозова? – прочитал Рыбкин имя на бейджике.
– Приятно общаться с грамотным человеком, – улыбнулась она. – Я так поняла, что не записывались? Присаживайтесь. У меня здесь пока что немного постоянных клиентов.
Рыбкин сел. Кажется, вечность назад он собирался вежливо усмехнуться и отправиться в другую парикмахерскую, к привычному мастеру, но теперь сел.