Мы - развращённые - стр. 60
– Пустите! Не имеете права!
Марлен подбежала в ящеррам, попыталась защитить подругу. Один из них, не ожидавший нападения, рефлекторно, четким ударом рассек Марлен бровь. Мог и сильнее приложить, но, видимо, в последний момент вспомнил, что если одну из гонщиц изгоняют, это не значит, что к другим можно применять рукоприкладство. Нельзя… пока.
Терций всего лишь был удивлен, ведь Марлен была первой, кто встал на защиту другой гонщицы, и ящерры не знали, как реагировать. Марлен, превозмогая боль, поднялась.
– Нет, не трогайте её! – кричала отчаянная лисица. – Не смейте!
Мира тоже была в истерике – она не плакала, но в глазах её плескался такой ужас, что Марлен была готова сражаться насмерть – лишь бы Мируоставили в покое. Впервые ей доводилось видеть её старшую, во всем более ловкую и опытную подругу, в состоянии животногостраха.
Лисица снова бросилась на ящерра, но в последний момент её остановил тот, другой, что всё это время стоял в стороне.
И тогда лисицу будто огнемопалили!
Марлен его узнала – то был тот терций, у которого Марлен когда-то украла оружие. Тот, которого величали родственником Догана Рагарры.
Она бы удивилась – как тесен мир, но в тот момент ей было не до удивления. Лишь страх за любимую подругу руководил всеми её действиями.
Она вцепилась в него руками, и он ей это позволил: не вырывался, когда её цепкие пальцы ощупывали его камзол, прикасались к твердим нашивкам на ткани.
– Я вас прошу… не трогайте её, – истерично шептала Марлен, заглядывая в глаза терцию, которого когда-то (в другой жизни) так сильно оскорбила. – Мира ни в чем не виновата. Моя Мира…
Он её рассматривал, и в другое время (может быть, до встречи с Доганом) Марлен бы даже польстилась на этот взгляд, попыталась на нем сыграть, но знакомство с главным судьей города напрочь выбило из лисицы умение распознавать мужской интерес. Да и ситуация, при которой они свиделись во второй раз, не способствовала зарождению нормальных человеческих отношений. А потому-то не увидела лиса того, что лежало на поверхности.
В какой-то момент ящерр грубо скинул с себя руки девушки. У Марлен закружилась голова.
Ноги её подкосились. Она бы осела на землю, если бы не руки проклятого терция, теперь уже он поддерживал её.
Под её глазом наливался сочный синяк, из рассеченной брови стекала кровь. Какой контраст между её вечерним платьем и заплаканным избитым лицом! Женщина эта казалась одновременно жалкой и чертовски трогательной, хоть и не догадывалась об этом.
Терций же не отводил от неё напряженного взгляда, и было очевидно: для него появление Марлен – полная неожиданность. Гонщицы никогда не защищали других гонщиц – их воспитывали ненавидеть друг друга, да и риск попасть в немилость был слишком велик. А как еще можно вызвать немилость, как не влезть в разборку ящерров и изгоняемой гонщицы? ЭТА – пошла на подобную глупость, и тем самым заставила ящерра о себе думать: она глупа, или же смела? Какая она?
– Моя Мира, моя Мира,я вас прошу, не трогайте её, – плакала Марлен. Она и не догадывалась, какие мысли не дают покоя мужчине. – Я не могу…
Терций оттолкнул её в сторону – не больно, но очень показательно. Она едва удержалась на ногах. В поле её зрения попали зрители: люди, что толпились у двери.
– Вон! – закричала Марлен что есть сил. – Вон! Убирайтесь!