Мы - развращённые - стр. 62
– Почему?
Судья молчал. Взгляд его блуждал по лицу Марлен.
– Я её любила, – выдохнула лисица. – Мира была одной из лучших.
Судья молчал.
– Она… на заслужила.
– Чтоб я больше не видел тебя рядом с другими гонщицами, – сказал он спокойно, равнодушно. – Увижу – всех выгоню к чертям.
У лисицы дух перехватило от того спокойствия, с каким он рушил её жизнь. Как-то резко пришло осознание: никто и ничто не способно изменить его мнение.
– Выгоните меня, если так хотите навредить.
Судья хмыкнул. Подошел к кровати.
– Повернись на живот.
Они смотрели друг на друга – он и она.
– Не стану.
Небеса, чего ей стоил этот ответ! Как страшно было!
– Что ж...
Рывок – он потянулся к лисице и перевернул её на живот. Она, напуганная, обескураженная, начала вырываться.
– Пустите! Отпустите меня!
Его руки уже сдирали с неё белье, задирали рубашку, прикасались к коже.
Она плакала и пыталась вырваться – бесполезно!
Ящерр навис над ней. Он пристраивался поудобнее, готовясь совершись насилие.
– Судья, отпусти,– ревела лисица.
Доган не слышал. Беспощадный рывок – и он в ней.
Он пробормотал что-то на своем языке и задвигался резко, не щадя, не сопереживая.
Лисице только и оставалось, что сжимать руки в кулаки и плакать навзрыд. Она потеряла Миру, её насиловали, над ней издевались. Маленькая лисичка не знала, как пережить подобное.
Марлен казалось, что это слишком, что хуже не будет, что она просто не выдержит. А ящерр упивался властью над своей лисой, причинял ей как можно больше боли.
Почему-то он нуждался в этом, видеть её слезы: чтобы превратилась в тень той смешливой, смелой девочки-женщины, какой она была, чтобы был в её жизни только он. Чтобы смирилась, раздвигала ноги по требованию. Его собственность, не человек.
Его проклятая неистребимая потребность!
•• •• ••
Он ушел ближе к утру. К тому времени глаза лисицы превратились в стекло. Она следила за ним своими стеклянными глазами, как травоядное животное за хищником – наблюдала за каждым шагом, пока он медленно от нее отдалялся.
Дверь закрылась. Её хищник теперь был по другую сторону, но его запах остался: он пропитал и её комнату, и её тело.
Ящерр думал о том же: о запахе лисицы, о её проклятом очаровании, которому он, непроизвольно, чертовски нежеланно, поддавался.
Не так он планировал завершить эту ночь. Возможно, у него не было никаких ожиданий, возможно их было слишком много. Но ночь с лисой оставила в душе какое-то мерзкое чувство несоответствия.
Может быть, стоило её «привлечь», но что бы это дало? Не девушка будет у него в руках нежиться – кукла, всё позволяющая и ничего не понимающая. А ему хотелось…
Доган чертыхнулся и зашел в лифт. Пятая нога, да чего ему, в конце концов, хотелось от этой девочки?! Зачем он её мучает?!
Охранники, что следовали за ним на расстоянии нескольких метров, были невозмутимы. А ведь не могли не слышать её крики – у них аппаратура.
Ящерр недобро усмехнулся. Во что превратилась раса, приученная уважать и защищать женщин? Что сделала с ними эта благословенная родом Мариани планета? Были завоевателями, стали потребителями, а со временем и насильниками.
И он один из них. И он не знал, что с этим делать.
Доган мог сколь угодно убеждать себя, что все наставления предков давно позабыты, а их убеждения ничего не стоят. Но он помнил, чему его учили. И чувствовал, где-то глубоко в душе, что поступает неправильно.