Мы - развращённые - стр. 59

Он бы такого в жизни не сказал.

Она медленно обернулась и направилась к двери. У выхода обернулась, и он отчетливо прочитал на её лице вопрос: «Но зачем мне уходить? Ведь нам же так хорошо вместе».

Доган и сам не успел разобраться, почему велел ей уйти.И все же, в тот момент ему хотелось, чтобы она ушла и он мог остаться наедине с собой, подумать, разобраться в собственных чувствах.

Когда дверь закрылась, он упал обратно на кровать. И был не судьей, а мальчишкой, который запутался, который влюбился, и вместо того, чтобы проявить свою симпатию, предпочел дергать девочку за косы. Потому что иначе не умел. А научить было некому, ведь кто посмеет давать наставления главному судье Мыслите.

И вот она летела в авто – возвращалась обратно в ад Штольни.

Авто приземлилось у самых ворот. Марлен молча вышла из машины, у неё начала болеть голова. Действие влечения понемногу стихало, и ранее приветливый мир, как тот обиженный воробей, нахохлился, и вытаращился на неё злобно.

Её бросало в дрожь, воспоминания ночи казались теперь не сказочными, а непривычными. Но (пока!) не плохими, потому что ящерриный яд по-прежнему действовал на нее.

В Штольне было непривычно шумно. Марлен старалась не обращать внимания, но обрывки разговоров все же долетали до неё и казались весьма настораживающими.

– Что случилось? – спросила она у одной уз учениц, пока поднималась по ступеням наверх.

– Так ведь… гонщицу из верхних этажей выгоняют, – ответила девчушка учтиво, жадно рассматривая лисицу, одетую в вечерний наряд.

Марлен ощутила, как к лицу прилила кровь. Она боялась задавать следующий вопрос.

– Кого?

– Так ведь… Млечную Миру.

– Но… за что?

Девушка отрицательно кивнула головой.

– Личный приказ Догана Рагарры.

Приказ! Его приказ!

– Небеса! – закричала израненная, искромсанная душа лисички Марлен.

Она быстро побежала в комнату к Мире, своей доброй мудрой защитнице. А пока бежала, в мозгу никак не укладывалась очевидная истина: ведь это с этим мужчиной она ночь провела. Доган ведь не мог не знать, как дорога ей Мира,как они близки. Так зачем он это сделал? А может не знал?

Да как бы ни так, – зло подумала она. – Специально это сделал, чтобы побольнее ужалить.

Эффект, который земные люди за неимением другого обозначения называли влечением, выветрился, и лисица снова могла трезво мыслить. Отвращение накрыло с головой. Ненависть к Догану, ненависть к ящеррам, страх за любимую подругу.

Мира!Держись!

Когда гонщицу изгоняют – это конец. Она вольна уйти из Штольни в любой момент, её просто отпускают, вот только без браслета она становится беззащитна. Как только её кто-то узнает, на неё набросятся все ящерры, кому она попадется в поле зрения. Убьют, надругаются, изнасилуют, отомстят за то, что была недоступна, что жила роскошной жизнью, лучше, чем некоторые ящерры. Ведь откуда им знать…

У входа в комнату Миры собралась толпа: те, кто сострадал, кто сострадал показательно и те, кто открыто потешался над её горем.

Марлен начала протискиваться вперед – перед ней почему-то расступались. Она слышала крик[Кошечка 39] и, мольбы, а когда оказалась в комнате – увидела то, что навсегда изменило добрую наивную лисицу.

Их было трое – трое ящерров-терциев. Двое из них держали Миру за руки, но девушка отчаянно вырывалась. Она была женщиной, но она было гонщицей и умела за себя постоять. Мира билась в истерикеона кричала и звала на помощь, пока ящерры насильно волокли её из комнаты.