Мы - развращённые - стр. 58

Но в тот момент ему и этого оказалось достаточно. Когда лисица потянулась к нему руками, телом – у него крышу снесло. Её ответная реакция вызвала в нем дрожь, а еще непонятное желание защитить и позаботиться.

Доган поцеловал свою лисицу, а затем медленно перевернул её на живот. Осторожно провел рукой по ягодицам, погладил шею, затылок… и испытал состояние, близкое к эйфории: он может оставить её на всю ночь. И спохватился сразу, не подпуская к себе еще одну навязчивую мысль: он может оставить её на всю жизнь.

Не может! Не может!

***

Лес, приукрашенный утренним ласковым солнышком, вызывал восхищение. Дерзкие лучи, что пробивалось сквозь стекло авто и игриво щекотали кожу, чем-то неуловимым напоминали Марлен те утренние часы, что она проводила с родителями, когда еще не было в её жизни гонщиц, не было проклятой Штольни. Был дом, были родные и ощущение, что у неё есть что-то своё: собственная комната, собственная кровать, есть собственный брат и даже собственные родители.

Она возвращалась в машине обратно в Штольню. Синий лес проплывал под брюхом парящей в воздухе тачки, и Марлен казалось, что лес этот – полотно бархата, а туман – это парное молоко, такое густое, что можно прикоснуться. Она бы рискнула и свесила руку, но понимала, что прикоснуться даже к верхушкам деревьев не получится – уж слишком большое расстояние. Да и водитель бы не позволил – он только делал вид, что ему нет до пассажирки дела, а на самом деле еще как было!

Но Марлен не обращала на него внимания. Она была так счастлива, так счастлива!

Её первая ночь с мужчиной! Тепло его рук, его уверенные прикосновения. Ей нравилось к нему ластиться, еще больше нравилось получать ласку в ответ.

Когда она проснулась – он сразу это почувствовал и тоже проснулся. И уставился на нее немигающим взглядом. Марлен это не понравилось, эта его молчаливая заинтересованность – она подвинулась к мужчине еще ближе и поцеловала в губы.

Ей было легко и весело, её состояние напоминало эйфорию.

Увы, в тот момент Марлен не понимала, что эти чувства – ненастоящие, это последствия влечения, наложенного ящерром. Она до сих пор находилась под влечением, ведь ящерр, увлеченный эмоциями, всю ночь «подливал» в неё любовь к себе самому.

А он знал. Знал то,что нежные поцелуи девушки, вся её нежность – это мираж, подделка, а потому-то полнейшая глупость. Глупостей, даже им же совершенных, Доган на дух не переносил, поэтому когда она утром принялась к нему ластиться – ярость затопилалаза, распечаталась в мыслях.

– Вставай, тебе пора.

Марлен послушно встала. Не обиделась – забеспокоилась.

– У тебя, наверное, много дел? Я понимаю, – затараторила она, – и я бы не хотела отвлекать. Я… я смогу вернуться обратно самостоятельно.

– Пешком? – усмехнулся ящерр.

Девочка не нашлась с ответом. Растерянная, взлохмаченная лиса – такой она была. Но очень добрая, что злило ящерра еще больше. И этим утром, когда лежала рядом, одно её присутствие навевало весьма неуместные чувства и еще более неуместные желания. Вот бы не удержаться, завалить её обратно и…

Догану Рагарре не пристало идти на поводу у чувств.

– Уходи, – приказал от строго. – Дальше тебя проводят.

– Хорошо, – сказала лисица в ответ, а сама заглядывала ему в глаза, будто ожидая чего-то. Что он вот-вот усмехнется и скажет: «Я пошутил, оставайся со мной».