Мы - развращённые - стр. 55

На глаза навернулись слезы – почти инстинктивно, почти без её на то согласия. Так иногда реагировали загнанные (другими ученицами) в ловушку девочки в Штольне. Знали, что скоро их будут бить, но понимали – неминуемого не избежать. Остается лишь принять неминуемое.

Он стоял прямо у двери. Расслаблен, спокоен, в своем праве. Марлен еще не доводилось видеть судью в подобном виде – без парадной униформы, без толп ящерров вокруг, охраняющих его покой.

– Так что, хочешь прыгнуть? – спросил он почти с любопытством.

– Нет…

– Почему?

Марлен не знала, что ответить. Почему не хочет убить себя? Почему не прыгает? Или почему не пытается убежать из Экталя?

Лисица промолчала.

Судья тем временем приблизился Марлен. Он положил руки ей на плечи, а затем потянулся к голой спине. Погладил, да так, что Марлен не смогла сдержать судорожного всхлипа. И сразу пожалела об этом, по нахмуренному лицу судья поняла, что надо бы сдержаться.

Она прекрасно понимала, кто перед ней, и что нужно вести себя почтительно. Почтительно – прежде всего, даже когда чужие руки по-хозяйски прикасаются к собственному (родному) телу.

Но одно дело – знать, и совершенно другое – делать. Она осмотрелась вокруг в безнадежной надежде, что кто-то придет ей на помощь. Но никто не спасет, это было понятно и ему, и ей.

А Доган считывал все её страхи, и забавлялся своей маленькой лисой. Он резко дернул её, припечатывая к ограждению балкона. Она почти нависла над пропастью, и единственная опора, за которую в тот момент можно было схватиться, оказалась телом судьи. Лисица была как никогда близка к падению. Если он её отпустит – она упадет. Марлен вцепилась в Догана. Пусть потом наказывает – лишь бы выжить.

Её глаза молили «не убивай». Она ничего не требовала, но глаза!

– Напуганная какая, – прошептал он, потянув Марлен на себя. – Напуганная маленькая лиса.

Лисица оказалась в руках Рагарры, её ноги обвивали его торс, его руки поддерживали её зад. Ящерр отошел от перил и (с ношей в руках) двинулся прочь, куда-то вглубь дома.

Глаза лисицы от страха будто поглотили все её лицо. Не было больше лисицы – был взгляд, дикий, напуганный, как могло показаться судье – обвиняющий. Он чувствовал дрожь её тела, видел её страх, и почему-то ни мог принять такую её реакцию. Теплая, мягкая, маленькая, она не вызывала ничего, кроме похоти и раздражения.

– Дешевая девка, – пробормотал он на земном (так, чтобы девушка услышала), и перекинул её через плечо.

Марлен оказалась висящей головой вниз, но даже не попыталась вырываться. Она понимала, куда её несут и что её там ждет. Лишь надеялась, что ей не грозит ничего, страшнее изнасилования. Какая никчемная надежда!

Она пыталась сдержать слезы – получалось плохо. Никто никогда не готовил её к чему-то подобному. И к тому, что рука ящерра будет лежать на её заднице – об этом даже в Штольне никто не заикался. От неё так много скрывали, ото всех них, девочек – будущих гонщиц.

Он принес её в комнату. Куда именно – непонятно, было слишком темно, но когда Рагарра бросил её на кровать – она инстинктивно поняла, что они находятся в спальне. Чьей именно– другой вопрос.

Она невидящим взглядом окинула комнату – камин, рядом диван на изогнутых ножках. Ей этот диван показался похожим на паука, которому непослушные мальчишки подожгли конечности. Насекомое извивается, пытаясь избавится от огня, поглощающего его тело.