Музы светлого Дома изящной словесности - стр. 30
– Да, – подтвердила Катюха.
– Дура! – в сердцах сказала Женевьева. – Стерва!
– Сама дура! – огрызнулась Муза. – Изложила всё как есть.
– Да что «как есть»! – внезапно возмутилась Аделаида. – Ты, Катюха, совсем не соображаешь! Творцу про писюны пишешь! Очень ему это интересно, конечно. Других дел у него нет!
– Я правду говорю! – обиделась Катюха.
– Стоп! – опять вмешалась Серафима, отправляя второе заявление в творец-машину. – Ждём вердикта молча.
Все затихли, слушая монотонное гудение. Однако на листе, выползшем из недр творец-машины, было написано следующее:
"Вопрос к автору. Вы признаёте, что покушались на честь Музы Катюхи?"
– Покушался, чего уж там, – вздохнул дед. – Поди на неё не покусись, раз она такая раздетая. Но я не только из похоти покушался, а и для искусства ещё, чтобы тренды эротические понять.
Творец-машина затянула бумажку с вопросом обратно. Погудела. Затем выдала текст, который был зачитан вслух Серафимой. Вердикт гласил:
"Эксперимент признан неудачным. Союз постановляю разорвать. Автор, виновный в покушении на честь Музы, наказывается прокрастинацией на одну неделю."
– На неделю! – ахнула Женевьева. – Серафима Андреевна! Он столько не выдержит. У него, кроме творчества, ничего и никого нет. А союз? Про союз со мной ничего не сказано!
– Во время прокрастинации, – мрачно сказала Аделаида, – союз невозможен.
– Но он же опять пить начнёт! – воскликнула Муза.
– Да не лебези ты, Женька! – оборвал её дед. – Виноват я. Перед тобой прежде всего. Жёстко, конечно. Уборкой займусь, телевизор посмотрю. Ну и выпью немного, наверное… Как такое без выпивки пережить?!
– Я же говорила! – заломила руки Женевьева.
После этих слов творец-машина выдала новую бумагу:
"Муза Катюха! Вы удовлетворены вердиктом? Или тоже считаете его слишком жестоким? Учтите, что оставить без наказания покушение на честь Музы я не могу."
– Неделя, – задумчиво проговорила Катюха, – это и правда как-то слишком. Я же не дура, я всё понимаю. Автор без творчества – это как каша без кастрюли. Если наказание обязательно, то пусть будут сутки.
– А совсем без этого нельзя? – воскликнула Женевьева.
"Назначено наказание – сутки прокрастинации."
После того как эти слова были зачитаны, наступила внезапная тишина. Дед застыл, парализованный. В правой руке Серафимы появилась огромная сияющая печать. Она проверила клише на торце – «1 сутки». Затем, прямо сквозь кепку, она опустила её на лоб пожилого автора. Все, находящиеся в комнате, вздрогнули. Сияние оттиска разлилось по деду, его фигура начала исчезать. Печать в руке Серафимы тоже в буквальном смысле испарилась, истаяла.
– Вот и всё, – безнадёжно сказала Женевьева. – Вот и всё. Сутки…
Она, шатаясь, вышла из комнаты. Шаги её слышались недолго. Из окна кабинета было видно, что девушка слепо побрела по тропинке.
– Вот и всё, – повторила её слова Катюха. – Свобода, девы. Приглашаю всех в рифмобар, там сейчас самая-самая тусовка начинается.
Серафима уселась в своё кресло. Вид у неё был мрачный, замученный. Вит подошёл, осторожно погладил по голове, как маленькую девочку.
– Сложная у тебя работа, – тихо сказал он.
Аделаида, внимательно разглядывая Катюху, посторонилась, приглашая и её выйти из кабинета.
– Аделаида, – сказала Катюха, – ты чего весь вечер мои ноги разглядываешь? Я тебя даже бояться начала.