Мрачная фуга - стр. 28
Какофония звуков, которая просачивалась во двор Гнесинки изо всех щелей, всегда заставляла Илью остановиться, точно перед ним вырастал невидимый звуковой барьер. Держа руки в карманах, чтобы пальцы оставались теплыми и не приходилось разогревать их слишком долго, он замирал возле памятника Рахманинову, который всегда был его божеством от музыки, и позволял волнам, плескавшимся в воздухе в разном ритме, заполнить его целиком.
Стариков не признался бы в этом даже Кате, но его все еще одолевала почти детская робость, когда он приближался к этому красивому и величественному зданию, стены которого помнили великих музыкантов. Стоило войти во двор Гнесинки, и комплекс самозванца тотчас напоминал о себе, хотя Илья учился уже на третьем курсе, и пора было почувствовать себя своим в разношерстной толпе московского студенчества. Но почти все его однокашники пришли в Академию из Гнесинского училища, а Илья учился в кемеровском и не помышлял о столице, пока Влад не поступил в МГУ. Это известие подстегнуло его, точно мокрой плеткой, он так и взвился: «А я чем хуже?!»
Как ни противно было использовать свое сиротство, Илья решил, что игра стоит свеч, и аккуратно собрал нужные справки. Брату он не сказал об этом, не сомневаясь, что при случае Влад уколет его, напомнив об использованных льготах. А вот самому забыть не удавалось… И хоть Стариков не единожды оправдал свое привилегированное положение при зачислении в Гнесинку, победив на всех возможных конкурсах пианистов, день за днем его продолжала охватывать паника, когда он подходил к крыльцу альма-матер: «А вдруг они опомнятся и не пустят меня?»
Как ни удивительно, на этот раз Илья чувствовал себя бодрее, чем обычно, ведь у него появилось весомое оправдание своему присутствию – он начинал расследование. Хотя как приступить к этому незнакомому делу, Стариков понятия не имел… И решил пойти самым простым путем: поговорить со своим преподавателем.
Признаться, Алексей Витальевич Шестак меньше всего походил на пианиста… В детстве, представляя настоящего музыканта, Илья воображал кого-то вроде Альфреда Шнитке – человека со слегка демонической внешностью, в котором незаурядность сразу бросается в глаза. А его преподаватель больше смахивал на Винни-Пуха, причем из советского мультфильма, а не со знаменитых иллюстраций Шепарда.
– Сядь, не маячь, – морщился он, когда Илья оказывался рядом, возвышаясь над педагогом.
А сам никогда не садился, расхаживал по кабинету за спиной своего студента. Сначала это дико раздражало Старикова, хотелось воскликнуть голосом Тима Рота из старого фильма Вуди Аллена: «За спиной не стоять!» Потом Илья попривык, а теперь уже совершенно не обращал внимания на броуновское движение позади него, даже если Шестак останавливался совсем рядом и от его дыхания шевелились волосы на макушке. Илье и в голову не приходило возмущаться нарушением границ личного пространства или подозревать преподавателя в липких мыслишках, ведь его и самого до того дурманила музыка, что он переставал ощущать геометрию реальности, расстояние и размеры предметов и тел. Имела значение только гармония звуков, которую они вместе создавали и могли подарить миру…
Будучи тонким психологом, Шестак не делал этому студенту замечаний, только задавал вопросы: