Размер шрифта
-
+

Мрачная фуга - стр. 26

И она рассмеялась сквозь слезы. Ему всегда удавалось развеселить ее.

* * *

Утром они застали Прохора Михайловича в кухне. Порозовевший после сна и оживленный, он уже варил овсянку, одновременно сооружая объемные бутерброды – между ломтями хлеба высовывались пластики копченой колбасы и сыра, густыми каплями застыл майонез.

Завидев Илью с Катей, он просиял:

– Доброе утро! Я не спросил вчера: кто что предпочитает на завтрак, поэтому подстраховался.

– Запах обалденный! – восхитилась Катя. – Мне, чур, кашу!

Илья выразительно облизнулся:

– А я точно не откажусь от бутерброда.

– Вот я так и предполагал! – обрадовался хозяин. – Ну? Молодец я?

Рассмеявшись, Катя захлопала в ладоши.

Кто-то быстро затопал по лестнице, и она обернулась поприветствовать, а Илья поспешно занял место за столом – в кухне стоял небольшой, всем не поместиться. Он уселся в центр углового диванчика и похлопал по сиденью:

– Катя, иди скорей под крылышко.

Но она не спешила, с удивлением разглядывая кого-то, направлявшегося в кухню. Илье еще не было видно, кто первым поднялся из обитателей мансарды, и его озадачило, почему Катя так засмотрелась, а потом взвизгнула от радости, бросилась навстречу… Но уже через пару мгновений на пороге появился парень, которого вчера среди них точно не было. Он был чуть выше Кати, но ладно скроен, широкоплеч, хотя не казался спортсменом – у него были мягкие черты, широко раскрытые зеленоватые глаза и улыбчивый рот, отчего Стариков сразу вспомнил: «Это же ее друг детства. Как его? Ваня? Медик. Катя же говорила, что еще и он приедет». Илья еле удержал усмешку: врач с добрым лицом – уж такое клише, нарочно не придумаешь…

– Знакомьтесь! – Она указала на новенького обеими ладошками. – Это Ваня. Мы с ним еще с детского сада дружим. И в школе в одном классе учились. До какого, Вань?

– До девятого, – уточнил он. – А потом мы переехали в Чехов. Откуда я вчера, собственно, и приехал. Вы все уже спали в это время, Юрка открыл мне.

– Юрка? – не поняла Катя.

Она уже забралась за стол к Илье поближе, и тот пояснил:

– Вуди. Это наша чудесная художница так его называет.

– Вуди? – удивился Ваня. – В смысле Харрельсон? Я не знал… Слушайте, а ведь похож! Кстати, я учусь в том же Первом меде, что и он.

Илья протянул руку:

– Привет!

– Ты – Илья? – опередил его Ваня. – Не удивляйся, мне вас всех описал Юрка… Ну, пускай будет Вуди, раз вы уже привыкли. Чтоб не путаться…

– Шикарный бутер, – простонал Ваня с набитым ртом и повернулся к Илье: – Юрка… Тьфу, черт! Вуди сказал, что вы с Катюхой сняли комнаты внизу.

Почему-то Илью задело это свойское имя, он сам никогда ее так не называл. Но решил, что бодаться сразу не стоит. В конце концов, они еще на горшках рядом сидели, конечно, она для этого Вани – свой парень!

– Только потому, что Илье нужно заниматься, – попытался оправдаться Прохор Михайлович, поставив перед ним бокал с чаем.

Ваня потянулся за сахаром:

– А, ты же пианист?

– Прекрасный пианист, имей в виду! – уточнила Катя, энергично перемешивая кашу, чтобы растопить масло.

Илье внезапно вспомнилось, как его, когда он был маленьким, очаровывало это зрелище: желтый кусочек тает в манной каше, превращаясь в солнечную лужицу, которая оживает, если слегка покачать тарелку… Когда он разлюбил кашу? Забылось… Старше хотелось казаться, манка же для малышей? Или ему просто перестали готовить завтраки, а сам был способен лишь бутерброд соорудить? Так и пристрастился.

Страница 26