Моя Гелла - стр. 24
– Ну! Как вам? Новый Крекер!
– К-крекер? – шепчет Соня, потом улыбается отцу. Вынужденно и натянуто, потому что у нее слезы стоят в глазах.
– Да, что-то не так?
– Нет, конечно, так. Это здорово, пап! – восклицает она и садится перед вольером.
Смотрю на щенка, чувствуя отвращение, и даже не хочу брать его на руки. Он сразу станет живым подтверждением тому, что у отца новый объект обожания, который скоро превратится в жертву, а потом переедет к новым хозяевам в лучшем случае.
– Я хотел охотника, чтоб настоящая собака, но не сильно большая, а то мама не удержит, ей этого бы удержать, а?
– Вы про меня? – Мама с широкой улыбкой появляется в гараже, вытирая руки о передник.
– Да, говорю, слабачка ты у нас, настоящую собаку не удержишь.
Мама молча кивает. Соня протягивает руку, и Крекер тут же начинает грызть ей пальцы.
– А, зверь, да?
Отец берет пса за шкирку и достает из вольера.
– Я его тут держу, чтоб к одиночеству привыкал, ну а то как оставлять одного.
Он говорит это с умным видом, как прописную истину из учебника по воспитанию собак, а мы с Соней в ужасе смотрим на щенка, которого ждет то же, что было когда-то у нас. В этом самом гараже.
– Может, стоит назвать его Тетрис? – шучу я быстрее, чем успеваю закрыть рот.
Отец выжидающе смотрит, чтобы я объяснил, в чем вся соль шутки.
– Пятна… на голове. – Я указываю на пару коричневых пятен, выделяющихся на белой макушке. – Будто одно подходит к другому.
– Какая хорошая идея, сын, – смеется отец.
Смеется мать. Смеется Соня. А я делаю вид, что мне очень интересно изучать банки с краской на стеллаже.
«Да почему вы все не пошлете его к черту?» – хочу спросить, зная, что мама и сестра разыграют спектакль «А что он такого сказал?». Знаю я, что ничего особенного.
– Идемте к столу. – Мама играет в милую хозяйку, хотя на самом деле терпеть этого не может.
У нее стойкая неприязнь к готовке, все вечно валится из рук, но папа против доставки. Соня готовила, пока жила с ними, а как только вырвалась на свободу, забыла, что такое плита, потому что отец всегда был недоволен. Он мог бросить вилку и уйти к себе, рявкнув, что не голоден, если в картошке было на грамм больше соли, чем положено. Или выбрасывал в мусор салат, если на краю тарелки оставались следы соуса. Подача должна быть чистой, а этикет – безупречным, он что, многого просит?
Мама разводит руками, демонстрируя накрытый стол. В вазочках стоят крошечные букетики сухоцветов, бордовые салфетки на кремовой скатерти, посуда, отполированная до блеска. Запеченная картошка на металлическом блюде, курица на подносе – все безупречно.
Отец улыбается с гордостью, Соня рассказывает ему про конкурс, в котором она выиграла приз за лучшее исполнение, хотя я уверен, что это был караоке-батл в кальянке, и подарили ей сертификат на ужин в ней же. Но отцу главное – гордиться нашими успехами, а лгать Соня умела всегда отлично. Ей порой просто нечего рассказать, а делать это нужно. Нельзя затыкаться ни на секунду, она как эскортница на вечеринке у арабского шейха, которая должна делать вид, что ей нравится танцевать по двадцать часов в сутки.
– Персику поставила прививку на прошлой неделе, цены так выросли. Вы уже привили… Тетриса?
Я молчу. Соне неинтересны все эти разговоры, она их из себя буквально давит, чтобы потом дня три отходить и быть злой и неразговорчивой. Но если замолчит, он станет жаловаться, что все грустят. Что нам не весело в его доме и, быть может, мы хотим уйти, раз отец нам надоел.