Моя Гелла - стр. 20
Конец записи
– Какого хрена это было? – Влетаю в зал, и тут же «моя девчонка» будто вырастает из-под земли.
Улыбка тает на ее лице, уголки губ опускаются вниз, глаза распахиваются шире, становясь совсем уж круглыми, как два пятака. На ней нет очков. И я снова могу рассматривать ее лицо, она будто прячет его вне зала.
– Что было? – тихонько спрашивает «моя девчонка».
– Ты прошла…
«Сейчас ты договоришь, и она решит, что ты обиделся», – прямо в ухо шепчет воображаемая Эльза, сидящая, как дьявол, на моем плече.
– Ты там…
Палишься. Она решит, что задела тебя, проигнорировав.
– Какого черта ты прошла мимо, будто мы не знакомы?
– Разве ты не этого хотел?
Бах! И я стою, растерянно глядя прямо перед собой.
– Брось, ну чего ты? Хотя… я так и знала, что наша дружба для тебя что-то значит. Не расстраивайся. Ты все равно мой друг. – Кудрявая машет перед собой пучком проводов и берет меня за руку.
Смотрю на наши переплетенные пальцы и почему-то не верю, что она действительно сжала их вот так легко. Не отвечаю на рукопожатие, но меня гипнотизирует сам факт – оно только что случилось. Додумав картинку, могу представить свет в тех местах, где наши пальцы соприкасаются. Они у моей подружки пухлые, мягкие. Но с крошечными мозолями на подушечках. У Сокола есть такие: если кто-то когда-то обратит на его пальцы внимание, увидит немного загрубевшую, чуть покрасневшую кожу и, быть может, догадается, что перед ним любитель играть на гитаре. По крайней мере, он в таком ни за что не признается сам.
– Что ты делаешь? – Я что, перестал дышать, когда она взяла меня за руку, и понял это только сейчас, когда все-таки открыл рот?
От недостатка кислорода делаю шумный резкий вдох.
– Хочу тебе кое-что показать.
Мы смотрим друг другу в глаза пару секунд, в животе зарождается горячее неправильное чувство, похожее на изжогу. Я, кажется, проглотил горячий кусочек солнца и не уверен, что способен такое переварить. Как жаль, подруга, я на бессолнечной диете.
– Что? – Очень глухой голос, лишенный силы сопротивляться, даже не разбивает тишину – покорно сливается, став частью пыльного помещения.
– Идем скорее.
Она уже забыла, как я пришел сюда, как попытался на нее накричать, как был зол. Я не успеваю возразить. Иду следом за девчонкой, которая тянет меня за кулисы, толкает старенькую дверь и, не зажигая свет, ведет по узкому коридору. В тесном помещении из-за недостатка воздуха слишком сильно пахнет – пылью и, неожиданно, медом. Я касаюсь волос моей подружки подбородком, ее лопатки практически прижимаются к моей груди, и каждое ее движение становится моим движением.
С трудом сглатываю и хочу мотнуть головой, чтобы избавиться от этого чувства опьянения.
– Как твоя голова?
Она толкает очередную дверь, и мы оказываемся в танцевальном классе. Таком же ужасно грязном, как концертный зал. Зеркала мутные, почерневшие, под потолком гирлянды лампочек и паутины. Паркет разрисован пылью и узором, повторяющим форму оконных рам из-за попадающего с улицы тусклого закатного света.
Лицо девушки исполнено таинственной радости. Она действительно на взводе от того, что нашла. Она рада. И не чувствует своей вины, а вина – единственное, что подпитывало когда-либо мое желание искренне на кого бы то ни было злиться.
– В чем дело? – улыбается она, отпуская мою руку, делает два шага назад и начинает кружить по классу, подняв над головой руки. – Умеешь танцевать вальс?