Моя Гелла - стр. 19

– Не сядешь – он накажет. – И залезает на заднее сиденье, но все равно кажется, что ей тоже не по себе.

За последний год Соня изменилась. Как будто в день, когда она задувала свечи на торте в честь тринадцатилетия, в нее вселилась мудрая старая женщина, потасканная за волосы жизнью.

Она щелкает жевательной резинкой и закидывает ногу на ногу. Достает телефон и начинает играть.

– Чего встал? – Отец, сколько бы я ни тянулся вверх, всегда выше на две головы.

Приближается со спины и ждет, когда я дам ему пройти.

– Ничего, шнурки завязывал.

Присоединяюсь к Соне, которая смотрит на меня с выражением «я же говорила». Отец заводит машину и трогается с места. Сначала не понимаю, почему мы не ждем маму, и только потом доходит, что она уже сидит на переднем сиденье, обняв себя руками. Где она вообще была? Не ночевала же в машине?

Выходные за городом не удались. Машина выезжает на трассу, а во мне поднимается липкая гадкая паника.

«Ты в норме?» – пишет Соня.

Почти полгода мы с ней при родителях не говорим вслух. Только переписки.

«Тошнит».

«Почему?»

«Не знаю. Не по себе».

«Забей, все будет норм. Если что, пиши, попрошусь в туалет, он остановится».

«А потом сорвется».

«Не привыкать».

Я просто сижу в машине, а ощущение, будто еду в вагонетке на американских горках. Вчера отец разогнался по трассе почти до двух сотен, чтобы мать прекратила истерить. Его безумие победило ее принципы.

«Если она не извинится, он рассвирепеет», – пишет Соня.

Ловлю взгляд отца в зеркале заднего вида и не знаю, что сделать. Улыбнуться? Или что?

– Чего притихли?

– Па, включишь музыку? – как ни в чем не бывало просит Соня, чтобы немного разрядить обстановку.

– Нет.

Вот и все. Как обычно.

«Ей что, сложно?» – пишу Соне.

Она тайком закатывает глаза.

«Это треш. Опять день скандала ждет», – отвечает она.

«Почему бы ей просто от него не свалить, раз она такая гордая?»

«Понятия не имею, но мне не по себе».

«Она в машине спала?»

«Да-а! Прикинь! Сказала ему, что, раз он такой олень, она будет спать в машине, и осталась. Я слышала, он всю ночь ходил по комнате туда-обратно. Он редко бывает таким злым».

«Не бойся».

«Он будет орать, ты же знаешь».

«Не нагнетай».

«И опять разгонится».

– Сонь. – Ловлю ее взгляд, чтобы успокоить, но у сестры подрагивают руки, а это плохой знак.

Сначала на нервах был я, теперь она. Мы постоянно перекидываем друг другу этот теннисный мяч панической атаки, потому что никогда не знаем, на чьей стороне поля он останется к концу матча.

Чувствую взгляд отца, он ждет, что я продолжу. Ему нужно контролировать каждый наш жест. Он больше всего боится, что мы войдем в сговор.

– Подай воды. – И облегчение прокатывается по телу, потому что отца это устраивает. Он переводит взгляд на дорогу.

Соня дрожащими пальцами достает из сумки воду и подает ее мне. Мы опять утыкаемся в телефоны.

«Не смотри на меня долго, ты же знаешь», – пишет она.

«Знаю».

«Все, конец связи, через десять минут спишемся. Надо наушники?»

«Нет, хочу слышать, о чем они говорят».

Соня отгораживается от мира, а я вцепляюсь в ремень безопасности и прикрываю глаза, делая вид, что сплю.