Моя (чужая) жена - стр. 21

Сашины глаза округляются, и в них появляются слезы.

— Вы полугались, да? — склоняет голову набок она, морщит губки. ­­— Из-за меня? Папа меня больше не любит?

Я на секунду зажмуриваюсь, чувствуя, как внутри все сжимается от этого вопроса. Именно его я боялась больше всего. Дети, особенно в таком возрасте, склонны винить в ссорах родителей именно себя. Но я готова сто, нет, тысячу раз повторять Саше, что она ни при чем.

— Ну что ты, милая! Ты ни в чем не виновата, и папа тебя любит. И я тоже. У взрослых такое бывает, что проходит любовь между женщиной и мужчиной. Но любовь к ребенку не проходит никогда. Мы будем любить тебя всегда, что бы ни случилось.

— Он сегодня не плиедет? — хлюпает носом дочь.

— Не знаю, Сашуль, ­— отвечаю честно.

Она вздыхает горько-горько, отодвигает от себя тарелку с сырниками.

— Я не хочу кушать.

— Почему? Ты же любишь сырники.

— Мне глустно. У меня селдце болит, — прикладывает дочь ладошку к сердцу и жалобно смотрит на меня мокрыми глазами.

О-о-о... Ее взгляд рвет и мое сердце на части. Еле сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться самой, крепко обнимаю Сашу, глажу по голове, спине.

— Мне тоже грустно, но так бывает.

Ничего, моя девочка, мы с тобой все выдержим и будем самыми счастливыми. Обязательно.

Я слышу, как в кармане вибрирует мобильный. Мама. Отвечаю, продолжая обнимать Сашу.

— Доча, когда тебя ждать?

— Не знаю, мамуль, наверное, после обеда.

— Отлично. Тогда испеку твои любимые булочки, — воркует мама.

Ох, мамочка. Боюсь, сегодня мне будет совсем не до булочек. Как и тебе.

12. Глава 12. Поддержка

Катя

Я старательно пытаюсь успокоить бешеное сердцебиение, гипнотизируя кнопку дверного звонка. Наконец поднимаю руку, и раздается привычная уху трель.

— Ну слава богу, дождалась! — раскрывает объятия мама с улыбкой на лице, открывая дверь. — Проходи, булочки почти совсем остыли, пока ты ехала.

Я веду носом и сразу ощущаю запах любимой сдобы. Жаль, сегодня она мне в горло не полезет.

Обнимаю маму, раздеваюсь, и через минуту прохожу за ней в кухню.

— Ваня дома?

— Нет, уехал по делам.

— А папа?

— Ой, — машет рукой мама, — а то ты отца не знаешь. Как выходной, так ему в гараже будто медом намазано.

Она смотрит на кухонные часы со стрелками в виде столовых приборов — вилки и ножа — и недовольно ворчит, покачивая головой:

— Обещал, что вернется к трем.

Уже четыре. Мои губы трогает улыбка: время идет, а папины привычки не меняются.

Мама ставит передо мной кружку с душистым чаем, садится напротив, пододвигая ко мне блюдо с булочками.

— Ты чего так рано уехала вчера? И Маша почти сразу после тебя. Один Игорь остался, чтобы попрощаться с гостями.

— Мам… — открываю рот и торможу.

Как, ну как ей сказать все то, что сказать все-таки нужно? Решаю выдавать новости по очереди.

Я шумно выдыхаю и выдаю скороговоркой:

— Я развожусь с Игорем.

Мама выпрямляет спину, а ее глаза становятся размером едва ли не с это огромное блюдо, что стоит передо мной.

— То есть к-как это разводишься? У вас ведь все хорошо.

— Ага. Было. Игорь мне изменяет.

Мама охает, часто-часто хлопает ресницами.

С минуту на кухне стоит давящая тишина, потом она интересуется:

— Ты уверена? Может, его оговорили?

— Уверена. Своими глазами видела.

— Давно изменяет?

— Не знаю, мам. Разве это имеет значение?

— Охохонюшки… — Мама привстает из-за стола, закрывает рот рукой и смотрит на меня сверху вниз. — Что же теперь будет?