Мой знакомый гений. Беседы с культовыми личностями нашего времени - стр. 22

Б.А.: Да, приходится так думать. Ведь и судя по воспоминаниям тех, кто волей провидения или силой собственного устройства сумел выжить в лагерях, они знают, что даже конвоир конвоиру – рознь. Что при одном – совершенная гибель, а при другом вдруг какая-то малая поблажка появляется. Но это я не в том смысле, что конвоирам сочувствую…

Е.П.: Мне трудно это объяснить, но для меня все в этой жизни таинственно связано. Боюсь впасть в пафос, как вступить в содержимое хлева, где ты так и не подоила корову, но не все в нашей жизни тлен, вранье и путь к смерти. Ведь НАРОД действительно существует, и ты – часть его. Если бы ты, что представить невозможно, лихо бы, например, повязалась платочком и, по-простонародному «окая», весело разлетелась к корове, заигрывая с населением, возникла бы пустота, вакуум в отношениях. Ты для них – экзотическая персона, но своя. И они это прекрасно поняли. Всегда имеется уважение у человека, который сам что-то умеет делать – плотник ли он, или доярка, – к человеку, который тоже умеет делать СВОЕ. Они знали, ты что-то умеешь делать. Что ты – поэт.

Б.А.: Они не знали.

Е.П.: Они чувствовали суть, что человек каким-то своим делом занимается, а каким – не моего ума дело. Я вот не знаю, как устроен двигатель внутреннего сгорания, но на машине езжу. А автомеханик знает…

Б.А.: Помнишь еще тот светлый день, когда мы искали место, где отпраздновать вашу со Светланой свадьбу?

Е.П.: А, это когда – «мания величия», когда мы встретили твоего знакомого с «манией величия»? Он сказал, что он – директор ресторана и все устроит. А когда мы приехали, выяснилось, что он в этом ресторане служит сторожем.

Б.А.: Ну да, «мания величия». Это тоже трогательная черта в человечестве.

Е.П.: Он поэт был какой-то, да?

Б.А.: Он, я надеюсь, и есть. Мне вообще-то всегда кажется, что человек, которого мы, условно говоря, гением называем или чье дарование принимаем за совершенное, и графоман – он тоже совершенство. Если он не корыстен, если он не на продажу это делает, а просто так душу в это вкладывает, то он достоин моего восхищения. Кстати, тот, о котором ты вспомнил, он всегда, когда мне звонил, ни разу ни о чем не попросил, а только говорил, что у него все просто изумительно. Ужасно, когда в «манию» входят тщеславие, страсть немедленно напечататься, а так – трудно отличить. Кстати, среди тех, кто мне присылает письма, много одаренных людей.

Е.П.: Одаренных людей вообще много. Я это тоже вижу. И разговоры об «утраченном генофонде» – чистая спекуляция, по-моему.

Б.А.: Ну и потом я вот радуюсь – мало того, что ты моложе меня, еще и Васька наш, твой сын, – надежда, и как бы приходится надеяться, что следующий век по крайней мере состоится. Хотя бы из-за детей.

Е.П.: Твоих Лизы и Ани, Бориного Саши и его детей. Из-за всех всемирных «деточек у Христа на елке».

Б.А.: Кстати, ты помнишь, как мне приснилось, что у вас родится сын? Ты помнишь, как я тебе это сказала, а вы не верили, у вас не было тогда детей. Мне приснилось, и я тебе сказала. Сказала, что, может быть, и не надо говорить, но мне сон приснился, что у вас сын родится. Мне вообще-то вещие сны не снятся, наоборот, всегда какой-то вздор, но на тот раз это было. Это было. Я очень помню.

Е.П.: Значит, какой-то сильный был сигнал ОТТУДА.