Размер шрифта
-
+

Мой бывший холоп - стр. 20

– Неужели? – пробормотала она, вспыхнув от смущения. – Что ж, мне очень приятно…

– Нет, в самом деле, такое впечатление, что пролетевшие годы даже не коснулись вашей романтической красоты, – бойко продолжал Сурин. – Ну, разве что самую чуточку… А вот вашу дочь я бы ни за что не узнал! Подумать, в какую ослепительную красавицу превратился тот капризный ребенок, из-за которого у меня когда-то были неприятности с вашей строгой свекровью!

Любовь Даниловна еще больше смутилась и покраснела.

– Право же, господин Сурин, мне так совестно вспоминать… о наших былых недоразумениях.

– Пустяки, милая Любовь Даниловна, – отмахнулся он. – Я сказал об этом вовсе не затем, чтобы, упаси боже, в чем-то вас упрекнуть, а лишь потому, что меня поразила Александра Ивановна. А дети… они почти все капризные, как я заметил по детям своих знакомых.

– А вы сами, господин Сурин, не подумываете еще о наследниках? – спросила Бахметьева, не найдя ничего лучшего по теме разговора, неожиданно перескочившего на детей.

Брови Сурина задумчиво изогнулись.

– Да, откровенно говоря, начинаю подумывать в последнее время. Да только, прежде чем наследников заводить, сначала жениться нужно, а это для меня сложно. – Он выдержал паузу и продолжал тихим, доверительным голосом: – Оно-то понятно, что за богатство почти любая пойдет. Но ведь хочется же, чтобы жена любила и уважала не только твои деньги, но хотя бы немножечко и тебя самого.

– Понимаю вас, – закивала Любовь Даниловна. – Брак без любви и уважения – это просто чудовищно!

– И уж совершенно не хочется, – продолжал Сурин, – влипнуть в такой брак, где ты будешь стараться всячески угождать жене, а она тебе в ответ – презрение. За то, что ты не чистокровный дворянин, а… бывший холоп!

Бахметьева смущенно рассмеялась.

– Ах, ну что вы, господин Сурин, какие глупости! Не представляю, кто бы мог применить к вам такое нелепое определение. Разве что самые отсталые люди, напичканные предрассудками.

– Вы не поверите, сударыня, но в столице еще больше людей с предрассудками, чем в провинции, – усмехнулся Сурин. – Но бог с ними… Я слышу, полька закончилась, и сейчас начнется фигурный вальс. Любовь Даниловна, вы позволите пригласить вашу дочь?

– О, разумеется! – Бахметьева засветилась от восторга. – Дорогая, надеюсь, этот танец у тебя свободен?

– Да, маменька, – ответила Александра. И с сарказмом прибавила: – По счастливой случайности именно этот танец остался у меня не занятым.

– В таком случае, мадемуазель, прошу вас оказать мне честь, – Сурин поклонился и посмотрел на нее с призывной улыбкой.

Александра окинула его взглядом, от которого, по выражению ее бабушки, молоко должно было скиснуть. Потом напустила на лицо светскую улыбку и, присев перед Суриным в реверансе, подала ему руку.

Выстроившись в широкий круг, пары закружились в неспешном вальсе. Понимая, что за ней сейчас наблюдают десятки любопытных глаз, Александра старалась казаться веселой и время от времени приветливо взглядывала на своего кавалера, как полагалось во время танца. Но внутри у нее все кипело. Она ужасно сердилась на маменьку: за какие-то несколько минут разговора с Суриным та успела нарушить почти все бабушкины указания! Но Александра понимала, что мать не виновата. Просто Сурин с самого начала взял ее в оборот, и слабохарактерная Любовь Даниловна невольно подчинилась заданному им тону.

Страница 20